г. Москва и Московская область, Россия
Москва, г. Москва и Московская область, Россия
Статья ориентирована на обнародование результатов I и II волн инициативного научного проекта – «Глобального исследования политизации социальных сетей». Целью политологического исследования был сравнительный анализ наиболее политизированных интернет-сообществ в популярных социальных сетях мира. В работе выдвигается тезис, согласно которому подрыв доверия граждан различных государств к таким демократическим институтам как парламент и партии ведет не только к видимым последствиям – общественному эскапизму и политическому абсентеизму, но и провоцирует более глубокий процесс стремительной политизации сообществ социальных сетей Интернета. В период II волны авторская рабочая гипотеза дополнилась предположением следующего характера – новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета. Контент-анализ политического дискурса социальных сетей был избран в качестве базовой научной методологии. Эмпирические данные двух волн подтверждают, что в странах различных регионов – от постсоветского пространства до Латинской Америки – существуют провластные, умеренно оппозиционные и радикальные сетевые сообщества, формирующие специфические сетевые политические культуры и соответствующие политические сетевые идентичности. Facebook и Twitter оказались наиболее политизированными социальными сетями. Авторы проекта пришли к выводу, что политизация современных сетей пока больше способствует радикализации и архаизации социально-политических отношений, чем упрочнению демократических режимов и конструктивному диалогу общества с властью. Между тем у современных демократических режимов все больше появляется рычагов по конструированию эффективного политического симулякра ввиду роста возможностей технологий манипуляции общественным мнением через социальные сети Интернета. На этом фоне примечательно, что если I волна проекта отчетливо выявляла политическую цензуру интернет-коммуникаций в государствах Азии и Африки, то II волна обозначила другой интересный факт – активную интернет-цензуру со стороны властей в Западной Европе. Кроме того, исследование показало, что в различных странах мира власти нацелены не только на традиционную политическую цензуру, но и на формирование в Интернете лояльных к существующему политическому режиму сетевых культур и сетевых политических идентичностей.
социальные сети, политизация, легитимность, власть, политический режим, Интернет, политическая идентичность.
Методологическое введение
Уход политического дискурса в Интернет подразумевает не только «бегство абсентеистов от реальности», но и конструирование разнообразных сетевых политических идентичностей и субкультур с собственным ценностями и лидерами мнений. В настоящее время сложилось несколько точек зрения, пытающихся объяснить эти тренды.
Во-первых, до сих пор распространена романтизированная позиция о том, что Интернет – некий демократический универсум «без границ и вне цензуры». Например, такое мнение основывается на идеи, изложенной в книге «Конец демократии» французского автора Ж.-М. Гуэнно [9]. Согласно его позиции, основой современной политики становится участие в сетевых отношениях, а не классический контроль над территорией. Гуэнно пишет, что сеть способна взять на себя функцию демократической репрезентации по той причине, что в ее структуре возникает фрагментация любой проблемы общества, а также формируется процесс бесконечных политических микрорешений. Согласиться с приверженцами такого мнения о виртуальном пространстве можно в том, что Интернет позволяет обсуждать простым людям самые разные вопросы, открыто высказывать свою точку зрения, критиковать чужую, получать доступ к ранее недоступной информации.
Во-вторых, есть, конечно, критики подобных воззрений на природу и роль сети, – так называемые скептики. К примеру, сторонники теории графов утверждают прямо противоположное, считая взгляд на развитие Интернета по принципу «без границ и вне цензуры» по сути утопичным. Действительно, исследования доказывают существование принципа центрирования сети, когда, в интернет-коммуникациях выявляются как центральные, так и периферийные узлы [10]. И, если первые могут создавать уникальный политический контент (к примеру, специальные сообщества социальных сетей, те же политические Telegram-каналы в России), то вторые – в основном остаются лишь потребителями этого политизированного контента. Голландский политический философ Ф. Анкерсмит в своей книге «Политическая репрезентация» критикует Ж.-М. Гуэнно за гиперболизацию прогрессорской роли сети в эволюции демократии [1]. Он предупреждает, что сеть может использоваться с манипулятивными целями, а не только в интересах общества.
Но что же происходит с политической жизнью в виртуальном пространстве на самом деле? В качестве стартовой процедуры исследования была предложена авторская рабочая исследовательская гипотеза – несмотря на атомизацию, фрагментацию социума и имеющийся абсентеизм в современных странах, возникает серьезная политизация формирующихся сообществ социальных сетей Интернета из-за подрыва доверия граждан к таким традиционным политическим институтам, как партии и парламент.
Для проверки этой гипотезы в декабре 2015 – январе 2016 гг. авторами работы была организована I волна специального научного проекта – «Глобального исследования политизации социальных сетей». Целью исследования был сравнительный анализ наиболее политизированных интернет-сообществ (групп, узлов) в популярных социальных сетях. Для достижения цели ставились следующие задачи проекта:
– обнаружение провластных, патриотически ориентированных сообществ социальных сетей;
– локализация умеренно оппозиционных / нейтральных по отношению к власти сообществ социальных сетей;
– выявление радикально настроенных к власти сообществ социальных сетей Интернета.
Затем, в декабре 2016 – январе 2017 гг. была организована II волна исследовательского проекта. Цель и задачи совпадали с I волной. Между тем авторская рабочая гипотеза дополнилась предположением следующего характера – новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета, что, в свою очередь, порождает политические симулякры из мифологем, стереотипов, искаженных сведений простых граждан о природе политической жизни, формируя дополнительные условия для манипуляций со стороны влиятельных групп, интересантов. Не случайно российский политолог С.В. Володенков отмечает: «… Виртуальные личности станут основным ресурсом для осуществления политического управления в условиях технологических трансформаций, однако данные виртуальные личности будут функционировать в формате цифрового паноптикума, в который при реализации данного сценария превратится интернет-пространство» [2]. Гипотеза авторов учла результаты современных исследований, согласно которым кроме виртуализации общества [3] (перехода реальных образов политики в виртуальную среду) имеется и обратный процесс – социализация Интернета [5], в ходе которой виртуальные образы обогащаются реальными, персонифицированными социальными связями.
Научный руководитель проекта – С.Н. Федорченко, доцент, канд. политич. наук, доцент кафедры политологии и права, заместитель декана факультета истории, политологии и права по научной работе Московского государственного областного университета, главный редактор «Журнала политических исследований». Сетевой координатор проекта – Е.М. Лымарь, бакалавр по направлению подготовки «Политология», выпускница факультета истории, политологии и права МГОУ. Помощник координатора проекта – студент-бакалавр МГОУ направления подготовки «Политология» Г.Ю. Рябинкин.
В проекте принимали участие бакалавры направления подготовки «Политология» факультета истории, политологии и права МГОУ, а также бакалавры того же направления Института истории и политики МПГУ. Ими проводилась адаптация методологии, сбор и обработка эмпирической информации, подготовка аналитического отчета (К.Н. Мацюк-Хмелевская, Н.А. Михеева, Д.Д. Богданов, Е.Е. Вырва, А.В. Давыдов, В.М. Касаткина, В.С. Кирсанова, С.С. Контарев, К.В. Кочнева, Ю.А. Кришталева, С.М. Кузнецов, М.О. Лукин, Р.В. Мещеряков, Г.К. Мосалов, С.К. Осипова, Е.Н. Полякова, И.В. Приходько, М.К. Рябцев, А.В. Савельев, В.М. Санникова, Г.А. Саркисян, Ф.Д. Свиридов, И.Р. Скрипка, О.И. Сметский, А.В. Солынский, А.В. Стахно, К.В. Теслюк, Д.Д. Фирюлина, А.Д. Холодцов, А.О. Хомидова, В.В. Чекмарева, Е.В. Шилова, Ю.А. Ширяева, С.В. Щербаков, В.В. Карпова, Е.Р. Никулин, Д.В. Савченко, Н.А. Юданов).
Характер исследования потребовал учета политико-географического параметра, на основании которого в период методологической подготовки I волны была проведена примерная кластеризация Интернета стран по следующим группам: Западноевропейский (Германия, Испания, Италия, Франция, Люксембург, Швеция), Латиноамериканский (Перу, Бразилия, Колумбия, Мексика, Венесуэла, Коста-Рика, Аргентина), Англосаксонский (Великобритания, США, Канада, Новая Зеландия, Австралия), Африканский (Марокко, ЮАР, Нигерия, Египет, Тунис, Кения) и Азиатский (Иордания, Саудовская Аравия, Иран, Сирия, Южная Корея, КНР) кластеры. При этом во время подготовки II волны были осуществлены важные методологические корректировки: из прежнего Азиатского кластера с учетом культурных особенностей регионов были выделены Юго-Восточный Азиатский кластер (Южная Корея, Китай, Индонезия, Япония) и Юго-Западный Азиатский кластер (Саудовская Аравия, Иордания, Иран, Сирия, ОАЭ, Турция), возник и новый Постсоветский кластер (Россия, Украина, Молдавия, Белоруссия, Таджикистан, Казахстан, Узбекистан, Армения, Азербайджан и Туркменистан), в Западноевропейском кластере появились Нидерланды.
После выявления политико-географических кластеров проводился подсчет их участников, полученные данные суммировались для выявления итогов по группам стран. Объектом исследования стали популярные социальные сети Интернета: Facebook, Twitter, YouTube, Instagram, ВКонтакте, Одноклассники. Предметом исследования являлись сообщества (узлы, группы) социальных сетей Интернета с политизированным дискурсом.
В качестве основного научного метода был избран контент-анализ. Его применение исходило от того, что политизация социальной сети учитывает наличие / отсутствие интереса сетевых групп и их участников к конкретной тематике, перекликающейся с определенными ключевыми словами. Объем материала по тегам определялся путем подсчета количества крупных политизированных интернет-сообществ по каждому из ключевых слов [6]. При анализе уровня политизированности социальных сетей использовался принцип ранжирования, когда учитывались такие признаки, как большое количество политизированных узлов, крупная активность и наиболее обсуждаемый контент. Соответственно, каждой из политизированных социальных сетей в кластере стран присваивался 1 балл, далее велся подсчет. Уже в ходе контент-анализа выяснилось, что в каждой стране количество политизированных социальных сетей разное.
Что показали две волны?
Результаты контент-анализа показали, что современные демократические страны сталкиваются с новыми вызовами архаизации и даже радикализации политизированных сообществ социальных сетей Интернета. I волна проекта отчетливо выявила, что в Западноевропейском кластере Интернета (Германия, Испания, Италия, Франция, Люксембург, Швеция) наиболее политизированными оказались сообщества следующих социальных сетей: Twitter (в 6 из 6 стран кластера), Facebook (в 5 из 6) и YouTube (в 2 из 6). 38% социальных сообществ здесь ориентированы на поддержку провластных, патриотических сил, 58% – оппозиционных, а 4% – радикальных [7]. Например, крупнейшие радикальные политические идентичности были обнаружены в сетевых сообществах Италии и Германии (с одной стороны неофашистские, неонацистские, с другой – исламистские). В ходе II волны исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: 47% – провластные, 44% – оппозиционные и 9% – радикальные. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 7 из 7 стран, Twitter – в 6 из 7, Instagram – в 2 из 7, YouTube – в 2 из 7. Примером радикализации политических идентичностей в европейском Интернете является немецкая «Пегида», которая прибегала к мобилизации антиисламски настроенных граждан посредством платформ Facebook и Twitter. Феномен «Пегиды» доказывает, что новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета. Однако, проблема в том, что участники сетевых сообществ активно конструируют смысловые характеристики реальных политических процессов, ситуаций и явлений, отличные от их объективного содержания [3]. Происходит «перезагрузка» интерпретации политической реальности.
Кстати, II волна проекта зафиксировала другой не менее важный факт – в Западной Европе начинает прослеживаться интернет-цензура. Европейские власти настороженно относятся к сетевым политическим идентичностям. Так, если раньше антимусульманские сообщества были доступны, то теперь их страницы запрещены или удалены. А если снова возникают, – опять удаляются. Примером служит сетевая цензура в ФРГ и Швеции.
Англосаксонский кластер (Великобритания, США, Канада, Новая Зеландия и Австралия) показал во время I волны следующий результат: 54% – поддержка провластных сил, 33% – оппозиционных, 13% – радикальных. Самыми политизированными социальными сетями в англосаксонской группе оказались: Facebook (в 5 из 5 изучаемых стран кластера), Twitter (в 3 из 5), YouTube (в 2 из 5) и Instagram (в 1 из 5). Палитра политических сил в социальных сетях в период проведения II волны была такова: 64% – поддержка провластных сил, 25% – умеренной оппозиции и 11% – радикальных. Как видно, если сравнивать результаты с 2016 г., заметно повышение интереса к провластным силам (несмотря на неоднозначное отношение американцев к личности Д. Трампа). Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 4 из 5 стран, Twitter – 3 из 5, YouTube – 1 из 5, Instagram – 1 из 5. Наиболее большими по численности радикальными сообществами в 2016 г. являлись американские и австралийские. В первую очередь, это группы с расистским и религиозным дискурсом (как мусульманские, так и антимусульманские), а также сообщества, направленные на разжигание ненависти между Севером и Югом Соединенных Штатов. Кстати, в США был зафиксирован рост сообществ, связанных с флагом Конфедерации (политические хэштеги #southernpride, #confederate_flag). Основная масса участников этих узлов – южане-патриоты, преклоняющихся перед историей своих штатов [6]. Здесь ситуация аналогичная – новые сетевые политические идентичности формируются на основании пересечения, сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях.
Исследование Латиноамериканского кластера Интернета (Бразилия, Перу, Аргентина, Мексика, Колумбия, Венесуэла и Коста-Рика) во время I волны показало следующие результаты: 81% – поддержка провластных, 18% – оппозиционных, 1% – радикальных сил в соцсетях. Наиболее политизированными социальными сетями оказались: Twitter (в 6 из 7 стран кластера), Facebook (в 3 из 7) и YouTube (в 2 из 7). В ходе II волны исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: власть – 69%, оппозиция – 28% и радикалы – 3%. Наиболее политизированными сетями оказались: Twitter – в 5 из 7 стран, Facebook – в 4 из 7, YouTube – в 4 из 7. Интересно, что в Латинской Америке достаточно развито анархистское движение. Это отчетливо показали уже замеры I волны.
Важно отметить, что изучавшийся во время I волны проекта Азиатский кластер Интернета (Саудовская Аравия, Иордания, Сирия, Иран, Китай, Южная Корея) изначально предоставил весьма характерные и неоднородные данные: 59% – поддержка провластных сил, 35% – оппозиционных, 6% – радикальных. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook (в 5 из 6 стран кластера), Twitter (в 2 из 6), YouTube (в 1 из 6) и Instagram (в 1 из 6). Перед II волной произошла важная методологическая корректировка, предполагающая выделение юго-западной и юго-восточной части кластера в самостоятельные группы. Так, Юго-Западный Азиатский кластер (включал Турцию, Саудовскую Аравию, Иран, Иорданию, Сирию и ОАЭ) показал следующую палитру политических сил в социальных сетях: власть – 67%, оппозиция – 20%, радикалы – 13%. Очень политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 5 из 6 стран, Twitter – в 6 из 6, Instagram – в 1 из 6 стран. В ходе дальнейшего исследования почти никаких изменений в социальных сетях Саудовской Аравии не было обнаружено, тогда как в социальных сетях Сирии увеличилось число людей, поддерживающих власть (это и понятно – люди устали от войны и хотят порядка).
В Юго-Восточный Азиатский кластер вошли Китай, Южная Корея, Япония и Индонезия. В ходе исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: 55% – провластные, 41% – умеренно оппозиционные, 4% – радикальные. Стоит отметить, что в 2016 г. соотношение в Китае и Южной Кореи было следующим: 95% поддержка провластных сил, 5% – оппозиции. Япония и Индонезия ранее не рассматривались. Чрезвычайно политизированными социальными сетями оказались: Twitter – в 4 из 4 стран, Facebook – в 3 из 4, YouTube – в 2 из 4, Instagram – в 1 из 4. Крупнейший представитель кластера – Китай [6]. Процентное соотношение политических сил в интернете КНР в 2017 г.: 36% – провластные группы, 60% – умеренная оппозиция и 4% – радикальные.
Были проанализированы и страны Африканского кластера Интернета (Марокко, Египет, Кения, Нигерия, ЮАР и Тунис). На момент I волны проекта поддержка политических сил в африканских социальных сетях была следующая: 41% – симпатии к провластным силам, 57% – оппозиционным, 2% – радикальным. В ряде африканских государств, как и в части азиатских, внедрена интернет-цензура. Подведение итогов II волны показало, что в 2017 г. соотношение политических несколько в сети изменилось: провластные сообщества – 71%, оппозиционные – 23%, радикальные – 6% (налицо их рост). Политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 6 из 6 стран, Twitter – в 5 из 6, YouTube – в 1 из 6, Instagram – в 2 из 6 (в 2016 г.: Facebook – 5 из 6 стран, Twitter – в 2 из 6, YouTube в 1 из 6, Instagram – в 1 из 6). Наиболее активные и крупные радикальные сообщества были найдены в ходе анализа социальных сетей Египта и Нигерии.
Во время II волны для исследования был взят и нерассмотренный в 2016 г. Постсоветский кластер. В него вошли следующие страны: Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан, Армения и Азербайджан. В социальных сетях стран этого кластера преобладающую, но не абсолютную роль играют провластные сообщества. Такие тренды вполне соотносятся и с мнением российского политолога А.В. Матюхина о кризисе либеральной идеологии [4]. Процентное соотношение политических сил в Интернете по всей группе стран в 2017 г.: 62% – провластные, 27% – умеренно оппозиционные, 11% – радикальные сообщества. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 6 из 10 стран, ВКонтакте – в 5 из 10, Twitter – в 2 из 10, Одноклассники – в 2 из 10, YouTube – в 2 из 10, Instagram – в 1 из 10.
Диаграмма 1. Характер политизации в социальных сообществах Интернета. I волна проекта (%)
Диаграмма 2. Характер политизации в социальных сообществах Интернета. II волна проекта (%)
Выводы
Результаты I волны проекта фактически подтвердили рабочую гипотезу. Политические субкультуры действительно имеют свое отражение в социальных сообществах Интернета, создавая условия для оформления более конкретных сетевых политических идентичностей (см. диаграммы 1-2). Абсентеисты, не доверяющие таким классическим политическим институтам как партии и парламент, постепенно переориентируются на обсуждение политических тем в интернет-сообществах. При этом контент-анализ выявил, что новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета [7]. Интернет-пользователи, особенно молодежь, в политизированных сообществах социальных сетей усваивают политическую информацию, получают пример политического поведения в обычной реальности, закрепляя собственную политическую идентичность. Конечно, власть стремится учитывать эти процессы медиатизации, виртуализации и мифологизации политики.
Данные проекта свидетельствуют, что самыми политизированными социальными сетями стали Facebook и Twitter. Однако, II волна показала, что политическая цензура Интернета активно применяется не только в азиатских и африканских, но и в западноевропейских странах. Поэтому Интернет может стать не только демократической ареной взаимодействия граждан и власти. Кроме угрозы радикализации и архаизации социально-политических отношений в Интернете, появляются вызовы построения эффективного политического симулякра, манипулирующего общественным сознанием через социальные сети Интернета.
1. Анкерсмит Ф. Политическая репрезентация [Текст] / Ф. Анкерсмит. М.: Изд. ВШЭ. -2012. - С. 191-193. - 288 с.
2. Володенков С.В. Интернет как технологическое пространство современных политических коммуникаций: перспективы и сценарии развития [Текст] / С.В. Володенков. //Журнал политических исследований. - 2017. - Т.1. - №3. - С. 79-100. URL: https://naukaru.ru/ru/nauka/article/18667/view (дата обращения: 28.10.2017).
3. Володенков С.В. От информации к коммуникации: коммуникационные технологии в условиях современного постинформационного общества [Текст] / С.В. Володенков. //Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). 2016. - №4. URL: www.evestnik-mgou.ru (дата обращения: 28.10.2017).
4. Матюхин А.В. Современный российский либерализм: конец проекта? [Текст] / А.В. Матюхин. //Журнал политических исследований. - 2017. - Т.1. - №3. - С. 149-162. URL: https://naukaru.ru/ru/nauka/article/18671/view (дата обращения: 28.10.2017).
5. Тихонова С.В. Социальные сети: проблемы социализации Интернета [Текст] /С.В. Тихонова //Полис. Политические исследования. - 2016. - №3. - С.138-152.
6. Федорченко С.Н. Итоги глобального исследования политизации социальных сетей [Текст] / С.Н. Федорченко, Е.М. Лымарь, Л.В. Федорченко //Стратегическая стабильность. - 2016. - № 4 (77). - С. 69-73.
7. Федорченко С.Н. Политизация социальных сетей Интернета и легитимность власти [Текст] / С.Н. Федорченко //Środkowoeuropejskie Studia Polityczne. - 2017. - №2. - 89-102. DOI: http://dx.doi.org/10.14746/ssp.2017.2.5
8. Freeman L.C. Centrality in Social Networks' Conceptual Clarification [Text] / L.C. Freeman //Social Networks. 1979. №1. P. 215-239. DOI: https://doi.org/10.1016/0378-8733(78)90021-7
9. Guenno J.M. La Fin de democratie [Text] / J.M. Guenno. Paris: Flammarion. 1993. 180 p.
10. Kang Ch. Diffusion Centrality in Social Networks [Text] / Ch. Kang, C. Molinaro, S. Kraus, Y. Shavitt, V.S. Subrahmanian //IEEE/ACM International Conference on Advances in Social Networks Analysis and Mining. Washington, Tokyo. 2012. P. 557-564.
