Moscow, Russian Federation
Moskva, Moscow, Russian Federation
The article focuses on the release of results of I and II waves of the initiative of a research project – "a Global study of the politicization of social networks". The purpose of political science research was a comparative analysis of the most politicized of online communities in popular social networks world. The article describes the thesis that the undermining of confidence of citizens of different states, such democratic institutions as the parliament and the party leads not only to the visible consequences of social escapism and political absenteeism, but also provokes a deeper process of rapid politicization of the communities the social networks of the Internet. The author's working hypothesis was supplemented by the assumption of the following nature – a network of new political identities are formed based on the convergence of online and offline images of politicians in social networks, when superimposed two processes – the virtualization of politics and the socialization of the Internet. A content analysis of political discourse of social networks was chosen as the basic scientific methodology. The empirical data of the two waves confirm that in countries in different regions – from the post-Soviet space to Latin America – there are Pro-government, moderate opposition and the radical community network, forming a specific network political culture and the political network identity. Facebook and Twitter were the most politicized social networks. The project authors came to the conclusion that politicization of today's networks, while more conducive to radicalization and archaization of the socio-political relations than the strengthening of democratic regimes and constructive dialogue with the power company. Meanwhile, in modern democracies, there is increasing leverage for designing effective political simulacrum due to the growing capacity of technology to manipulate public opinion through social networks and the Internet. Against this background, it is noteworthy that if the I wave of the project clearly identified political censorship of Internet communications in the countries of Asia and Africa, wave II identified another interesting fact – an active Internet censorship by the authorities in Western Europe. In addition, the study showed that in different countries the authorities are focused not only on traditional political censorship, but also on the formation on the Internet loyal to the existing political regime of network cultures and network of political identities.
social networking, politicization, the legitimacy, authority, political regime, Internet, political identity.
Методологическое введение
Уход политического дискурса в Интернет подразумевает не только «бегство абсентеистов от реальности», но и конструирование разнообразных сетевых политических идентичностей и субкультур с собственным ценностями и лидерами мнений. В настоящее время сложилось несколько точек зрения, пытающихся объяснить эти тренды.
Во-первых, до сих пор распространена романтизированная позиция о том, что Интернет – некий демократический универсум «без границ и вне цензуры». Например, такое мнение основывается на идеи, изложенной в книге «Конец демократии» французского автора Ж.-М. Гуэнно [9]. Согласно его позиции, основой современной политики становится участие в сетевых отношениях, а не классический контроль над территорией. Гуэнно пишет, что сеть способна взять на себя функцию демократической репрезентации по той причине, что в ее структуре возникает фрагментация любой проблемы общества, а также формируется процесс бесконечных политических микрорешений. Согласиться с приверженцами такого мнения о виртуальном пространстве можно в том, что Интернет позволяет обсуждать простым людям самые разные вопросы, открыто высказывать свою точку зрения, критиковать чужую, получать доступ к ранее недоступной информации.
Во-вторых, есть, конечно, критики подобных воззрений на природу и роль сети, – так называемые скептики. К примеру, сторонники теории графов утверждают прямо противоположное, считая взгляд на развитие Интернета по принципу «без границ и вне цензуры» по сути утопичным. Действительно, исследования доказывают существование принципа центрирования сети, когда, в интернет-коммуникациях выявляются как центральные, так и периферийные узлы [10]. И, если первые могут создавать уникальный политический контент (к примеру, специальные сообщества социальных сетей, те же политические Telegram-каналы в России), то вторые – в основном остаются лишь потребителями этого политизированного контента. Голландский политический философ Ф. Анкерсмит в своей книге «Политическая репрезентация» критикует Ж.-М. Гуэнно за гиперболизацию прогрессорской роли сети в эволюции демократии [1]. Он предупреждает, что сеть может использоваться с манипулятивными целями, а не только в интересах общества.
Но что же происходит с политической жизнью в виртуальном пространстве на самом деле? В качестве стартовой процедуры исследования была предложена авторская рабочая исследовательская гипотеза – несмотря на атомизацию, фрагментацию социума и имеющийся абсентеизм в современных странах, возникает серьезная политизация формирующихся сообществ социальных сетей Интернета из-за подрыва доверия граждан к таким традиционным политическим институтам, как партии и парламент.
Для проверки этой гипотезы в декабре 2015 – январе 2016 гг. авторами работы была организована I волна специального научного проекта – «Глобального исследования политизации социальных сетей». Целью исследования был сравнительный анализ наиболее политизированных интернет-сообществ (групп, узлов) в популярных социальных сетях. Для достижения цели ставились следующие задачи проекта:
– обнаружение провластных, патриотически ориентированных сообществ социальных сетей;
– локализация умеренно оппозиционных / нейтральных по отношению к власти сообществ социальных сетей;
– выявление радикально настроенных к власти сообществ социальных сетей Интернета.
Затем, в декабре 2016 – январе 2017 гг. была организована II волна исследовательского проекта. Цель и задачи совпадали с I волной. Между тем авторская рабочая гипотеза дополнилась предположением следующего характера – новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета, что, в свою очередь, порождает политические симулякры из мифологем, стереотипов, искаженных сведений простых граждан о природе политической жизни, формируя дополнительные условия для манипуляций со стороны влиятельных групп, интересантов. Не случайно российский политолог С.В. Володенков отмечает: «… Виртуальные личности станут основным ресурсом для осуществления политического управления в условиях технологических трансформаций, однако данные виртуальные личности будут функционировать в формате цифрового паноптикума, в который при реализации данного сценария превратится интернет-пространство» [2]. Гипотеза авторов учла результаты современных исследований, согласно которым кроме виртуализации общества [3] (перехода реальных образов политики в виртуальную среду) имеется и обратный процесс – социализация Интернета [5], в ходе которой виртуальные образы обогащаются реальными, персонифицированными социальными связями.
Научный руководитель проекта – С.Н. Федорченко, доцент, канд. политич. наук, доцент кафедры политологии и права, заместитель декана факультета истории, политологии и права по научной работе Московского государственного областного университета, главный редактор «Журнала политических исследований». Сетевой координатор проекта – Е.М. Лымарь, бакалавр по направлению подготовки «Политология», выпускница факультета истории, политологии и права МГОУ. Помощник координатора проекта – студент-бакалавр МГОУ направления подготовки «Политология» Г.Ю. Рябинкин.
В проекте принимали участие бакалавры направления подготовки «Политология» факультета истории, политологии и права МГОУ, а также бакалавры того же направления Института истории и политики МПГУ. Ими проводилась адаптация методологии, сбор и обработка эмпирической информации, подготовка аналитического отчета (К.Н. Мацюк-Хмелевская, Н.А. Михеева, Д.Д. Богданов, Е.Е. Вырва, А.В. Давыдов, В.М. Касаткина, В.С. Кирсанова, С.С. Контарев, К.В. Кочнева, Ю.А. Кришталева, С.М. Кузнецов, М.О. Лукин, Р.В. Мещеряков, Г.К. Мосалов, С.К. Осипова, Е.Н. Полякова, И.В. Приходько, М.К. Рябцев, А.В. Савельев, В.М. Санникова, Г.А. Саркисян, Ф.Д. Свиридов, И.Р. Скрипка, О.И. Сметский, А.В. Солынский, А.В. Стахно, К.В. Теслюк, Д.Д. Фирюлина, А.Д. Холодцов, А.О. Хомидова, В.В. Чекмарева, Е.В. Шилова, Ю.А. Ширяева, С.В. Щербаков, В.В. Карпова, Е.Р. Никулин, Д.В. Савченко, Н.А. Юданов).
Характер исследования потребовал учета политико-географического параметра, на основании которого в период методологической подготовки I волны была проведена примерная кластеризация Интернета стран по следующим группам: Западноевропейский (Германия, Испания, Италия, Франция, Люксембург, Швеция), Латиноамериканский (Перу, Бразилия, Колумбия, Мексика, Венесуэла, Коста-Рика, Аргентина), Англосаксонский (Великобритания, США, Канада, Новая Зеландия, Австралия), Африканский (Марокко, ЮАР, Нигерия, Египет, Тунис, Кения) и Азиатский (Иордания, Саудовская Аравия, Иран, Сирия, Южная Корея, КНР) кластеры. При этом во время подготовки II волны были осуществлены важные методологические корректировки: из прежнего Азиатского кластера с учетом культурных особенностей регионов были выделены Юго-Восточный Азиатский кластер (Южная Корея, Китай, Индонезия, Япония) и Юго-Западный Азиатский кластер (Саудовская Аравия, Иордания, Иран, Сирия, ОАЭ, Турция), возник и новый Постсоветский кластер (Россия, Украина, Молдавия, Белоруссия, Таджикистан, Казахстан, Узбекистан, Армения, Азербайджан и Туркменистан), в Западноевропейском кластере появились Нидерланды.
После выявления политико-географических кластеров проводился подсчет их участников, полученные данные суммировались для выявления итогов по группам стран. Объектом исследования стали популярные социальные сети Интернета: Facebook, Twitter, YouTube, Instagram, ВКонтакте, Одноклассники. Предметом исследования являлись сообщества (узлы, группы) социальных сетей Интернета с политизированным дискурсом.
В качестве основного научного метода был избран контент-анализ. Его применение исходило от того, что политизация социальной сети учитывает наличие / отсутствие интереса сетевых групп и их участников к конкретной тематике, перекликающейся с определенными ключевыми словами. Объем материала по тегам определялся путем подсчета количества крупных политизированных интернет-сообществ по каждому из ключевых слов [6]. При анализе уровня политизированности социальных сетей использовался принцип ранжирования, когда учитывались такие признаки, как большое количество политизированных узлов, крупная активность и наиболее обсуждаемый контент. Соответственно, каждой из политизированных социальных сетей в кластере стран присваивался 1 балл, далее велся подсчет. Уже в ходе контент-анализа выяснилось, что в каждой стране количество политизированных социальных сетей разное.
Что показали две волны?
Результаты контент-анализа показали, что современные демократические страны сталкиваются с новыми вызовами архаизации и даже радикализации политизированных сообществ социальных сетей Интернета. I волна проекта отчетливо выявила, что в Западноевропейском кластере Интернета (Германия, Испания, Италия, Франция, Люксембург, Швеция) наиболее политизированными оказались сообщества следующих социальных сетей: Twitter (в 6 из 6 стран кластера), Facebook (в 5 из 6) и YouTube (в 2 из 6). 38% социальных сообществ здесь ориентированы на поддержку провластных, патриотических сил, 58% – оппозиционных, а 4% – радикальных [7]. Например, крупнейшие радикальные политические идентичности были обнаружены в сетевых сообществах Италии и Германии (с одной стороны неофашистские, неонацистские, с другой – исламистские). В ходе II волны исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: 47% – провластные, 44% – оппозиционные и 9% – радикальные. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 7 из 7 стран, Twitter – в 6 из 7, Instagram – в 2 из 7, YouTube – в 2 из 7. Примером радикализации политических идентичностей в европейском Интернете является немецкая «Пегида», которая прибегала к мобилизации антиисламски настроенных граждан посредством платформ Facebook и Twitter. Феномен «Пегиды» доказывает, что новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета. Однако, проблема в том, что участники сетевых сообществ активно конструируют смысловые характеристики реальных политических процессов, ситуаций и явлений, отличные от их объективного содержания [3]. Происходит «перезагрузка» интерпретации политической реальности.
Кстати, II волна проекта зафиксировала другой не менее важный факт – в Западной Европе начинает прослеживаться интернет-цензура. Европейские власти настороженно относятся к сетевым политическим идентичностям. Так, если раньше антимусульманские сообщества были доступны, то теперь их страницы запрещены или удалены. А если снова возникают, – опять удаляются. Примером служит сетевая цензура в ФРГ и Швеции.
Англосаксонский кластер (Великобритания, США, Канада, Новая Зеландия и Австралия) показал во время I волны следующий результат: 54% – поддержка провластных сил, 33% – оппозиционных, 13% – радикальных. Самыми политизированными социальными сетями в англосаксонской группе оказались: Facebook (в 5 из 5 изучаемых стран кластера), Twitter (в 3 из 5), YouTube (в 2 из 5) и Instagram (в 1 из 5). Палитра политических сил в социальных сетях в период проведения II волны была такова: 64% – поддержка провластных сил, 25% – умеренной оппозиции и 11% – радикальных. Как видно, если сравнивать результаты с 2016 г., заметно повышение интереса к провластным силам (несмотря на неоднозначное отношение американцев к личности Д. Трампа). Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 4 из 5 стран, Twitter – 3 из 5, YouTube – 1 из 5, Instagram – 1 из 5. Наиболее большими по численности радикальными сообществами в 2016 г. являлись американские и австралийские. В первую очередь, это группы с расистским и религиозным дискурсом (как мусульманские, так и антимусульманские), а также сообщества, направленные на разжигание ненависти между Севером и Югом Соединенных Штатов. Кстати, в США был зафиксирован рост сообществ, связанных с флагом Конфедерации (политические хэштеги #southernpride, #confederate_flag). Основная масса участников этих узлов – южане-патриоты, преклоняющихся перед историей своих штатов [6]. Здесь ситуация аналогичная – новые сетевые политические идентичности формируются на основании пересечения, сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях.
Исследование Латиноамериканского кластера Интернета (Бразилия, Перу, Аргентина, Мексика, Колумбия, Венесуэла и Коста-Рика) во время I волны показало следующие результаты: 81% – поддержка провластных, 18% – оппозиционных, 1% – радикальных сил в соцсетях. Наиболее политизированными социальными сетями оказались: Twitter (в 6 из 7 стран кластера), Facebook (в 3 из 7) и YouTube (в 2 из 7). В ходе II волны исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: власть – 69%, оппозиция – 28% и радикалы – 3%. Наиболее политизированными сетями оказались: Twitter – в 5 из 7 стран, Facebook – в 4 из 7, YouTube – в 4 из 7. Интересно, что в Латинской Америке достаточно развито анархистское движение. Это отчетливо показали уже замеры I волны.
Важно отметить, что изучавшийся во время I волны проекта Азиатский кластер Интернета (Саудовская Аравия, Иордания, Сирия, Иран, Китай, Южная Корея) изначально предоставил весьма характерные и неоднородные данные: 59% – поддержка провластных сил, 35% – оппозиционных, 6% – радикальных. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook (в 5 из 6 стран кластера), Twitter (в 2 из 6), YouTube (в 1 из 6) и Instagram (в 1 из 6). Перед II волной произошла важная методологическая корректировка, предполагающая выделение юго-западной и юго-восточной части кластера в самостоятельные группы. Так, Юго-Западный Азиатский кластер (включал Турцию, Саудовскую Аравию, Иран, Иорданию, Сирию и ОАЭ) показал следующую палитру политических сил в социальных сетях: власть – 67%, оппозиция – 20%, радикалы – 13%. Очень политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 5 из 6 стран, Twitter – в 6 из 6, Instagram – в 1 из 6 стран. В ходе дальнейшего исследования почти никаких изменений в социальных сетях Саудовской Аравии не было обнаружено, тогда как в социальных сетях Сирии увеличилось число людей, поддерживающих власть (это и понятно – люди устали от войны и хотят порядка).
В Юго-Восточный Азиатский кластер вошли Китай, Южная Корея, Япония и Индонезия. В ходе исследования была выявлена следующая расстановка политических сил в социальных сетях: 55% – провластные, 41% – умеренно оппозиционные, 4% – радикальные. Стоит отметить, что в 2016 г. соотношение в Китае и Южной Кореи было следующим: 95% поддержка провластных сил, 5% – оппозиции. Япония и Индонезия ранее не рассматривались. Чрезвычайно политизированными социальными сетями оказались: Twitter – в 4 из 4 стран, Facebook – в 3 из 4, YouTube – в 2 из 4, Instagram – в 1 из 4. Крупнейший представитель кластера – Китай [6]. Процентное соотношение политических сил в интернете КНР в 2017 г.: 36% – провластные группы, 60% – умеренная оппозиция и 4% – радикальные.
Были проанализированы и страны Африканского кластера Интернета (Марокко, Египет, Кения, Нигерия, ЮАР и Тунис). На момент I волны проекта поддержка политических сил в африканских социальных сетях была следующая: 41% – симпатии к провластным силам, 57% – оппозиционным, 2% – радикальным. В ряде африканских государств, как и в части азиатских, внедрена интернет-цензура. Подведение итогов II волны показало, что в 2017 г. соотношение политических несколько в сети изменилось: провластные сообщества – 71%, оппозиционные – 23%, радикальные – 6% (налицо их рост). Политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 6 из 6 стран, Twitter – в 5 из 6, YouTube – в 1 из 6, Instagram – в 2 из 6 (в 2016 г.: Facebook – 5 из 6 стран, Twitter – в 2 из 6, YouTube в 1 из 6, Instagram – в 1 из 6). Наиболее активные и крупные радикальные сообщества были найдены в ходе анализа социальных сетей Египта и Нигерии.
Во время II волны для исследования был взят и нерассмотренный в 2016 г. Постсоветский кластер. В него вошли следующие страны: Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия, Казахстан, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан, Армения и Азербайджан. В социальных сетях стран этого кластера преобладающую, но не абсолютную роль играют провластные сообщества. Такие тренды вполне соотносятся и с мнением российского политолога А.В. Матюхина о кризисе либеральной идеологии [4]. Процентное соотношение политических сил в Интернете по всей группе стран в 2017 г.: 62% – провластные, 27% – умеренно оппозиционные, 11% – радикальные сообщества. Самыми политизированными социальными сетями оказались: Facebook – в 6 из 10 стран, ВКонтакте – в 5 из 10, Twitter – в 2 из 10, Одноклассники – в 2 из 10, YouTube – в 2 из 10, Instagram – в 1 из 10.
Диаграмма 1. Характер политизации в социальных сообществах Интернета. I волна проекта (%)
Диаграмма 2. Характер политизации в социальных сообществах Интернета. II волна проекта (%)
Выводы
Результаты I волны проекта фактически подтвердили рабочую гипотезу. Политические субкультуры действительно имеют свое отражение в социальных сообществах Интернета, создавая условия для оформления более конкретных сетевых политических идентичностей (см. диаграммы 1-2). Абсентеисты, не доверяющие таким классическим политическим институтам как партии и парламент, постепенно переориентируются на обсуждение политических тем в интернет-сообществах. При этом контент-анализ выявил, что новые сетевые политические идентичности формируются на основании сближения online- и offline-образов политики в социальных сетях, когда накладываются два процесса – виртуализация политики и социализация Интернета [7]. Интернет-пользователи, особенно молодежь, в политизированных сообществах социальных сетей усваивают политическую информацию, получают пример политического поведения в обычной реальности, закрепляя собственную политическую идентичность. Конечно, власть стремится учитывать эти процессы медиатизации, виртуализации и мифологизации политики.
Данные проекта свидетельствуют, что самыми политизированными социальными сетями стали Facebook и Twitter. Однако, II волна показала, что политическая цензура Интернета активно применяется не только в азиатских и африканских, но и в западноевропейских странах. Поэтому Интернет может стать не только демократической ареной взаимодействия граждан и власти. Кроме угрозы радикализации и архаизации социально-политических отношений в Интернете, появляются вызовы построения эффективного политического симулякра, манипулирующего общественным сознанием через социальные сети Интернета.
1. Ankersmit F. Politicheskaya reprezentatsiya [Tekst] / F. Ankersmit. M.: Izd. VShE. 2012. S. 191-193. 288 s.
2. Volodenkov S.V. Internet kak tekhnologicheskoe prostranstvo sovremennykh politicheskikh kommunikatsiy: perspektivy i stsenarii razvitiya [Tekst] / S.V. Volodenkov. //Zhurnal politicheskikh issledovaniy. 2017. T.1. №3. S. 79-100. URL: https://naukaru.ru/ru/nauka/article/18667/view (data obrashcheniya: 28.10.2017).
3. Volodenkov S.V. Ot informatsii k kommunikatsii: kommunikatsionnye tekhnologii v usloviyakh sovremennogo postinformatsionnogo obshchestva [Tekst] / S.V. Volodenkov. //Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta (elektronnyy zhurnal). 2016. №4. URL: www.evestnik-mgou.ru (data obrashcheniya: 28.10.2017).
4. Matyukhin A.V. Sovremennyy rossiyskiy liberalizm: konets proekta? [Tekst] / A.V. Matyukhin. //Zhurnal politicheskikh issledovaniy. 2017. T.1. №3. S. 149-162. URL: https://naukaru.ru/ru/nauka/article/18671/view (data obrashcheniya: 28.10.2017).
5. Tikhonova S.V. Sotsial'nye seti: problemy sotsializatsii Interneta [Tekst] /S.V. Tikhonova //Polis. Politicheskie issledovaniya. 2016. №3. S.138-152.
6. Fedorchenko S.N. Itogi global'nogo issledovaniya politizatsii sotsial'nykh setey [Tekst] / S.N. Fedorchenko, E.M. Lymar', L.V. Fedorchenko //Strategicheskaya stabil'nost'. 2016. № 4 (77). S. 69-73.
7. Fedorchenko S.N. Politizatsiya sotsial'nykh setey Interneta i legitimnost' vlasti [Tekst] / S.N. Fedorchenko //Środkowoeuropejskie Studia Polityczne. 2017. №2. 89-102. DOI: http://dx.doi.org/10.14746/ssp.2017.2.5
8. Freeman L.C. Centrality in Social Networks' Conceptual Clarification [Text] / L.C. Freeman //Social Networks. 1979. №1. P. 215-239. DOI: https://doi.org/10.1016/0378-8733(78)90021-7
9. Guenno J.M. La Fin de democratie [Text] / J.M. Guenno. Paris: Flammarion. 1993. 180 p.
10. Kang Ch. Diffusion Centrality in Social Networks [Text] / Ch. Kang, C. Molinaro, S. Kraus, Y. Shavitt, V.S. Subrahmanian //IEEE/ACM International Conference on Advances in Social Networks Analysis and Mining. Washington, Tokyo. 2012. P. 557-564.
