АКТУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ОГРАНИЧЕНИЙ ЛИЧНЫХ (ГРАЖДАНСКИХ) ПРАВ И СВОБОД ДЛЯ ЛИЦ, НАДЕЛЕННЫХ СПЕЦИАЛЬНЫМ ПРАВОВЫМ СТАТУСОМ, В ПРАКТИКЕ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Аннотация и ключевые слова
Аннотация (русский):
Статья посвящена изучению актуальных правовых позиций российского конституционного правосудия по вопросам ограничений личных (гражданских) прав и свобод специальных субъектов права. Автором подчеркивается, что при определенной пробельности законодательного регулирования в рассматриваемой сфере, практика конституционной юстиции выступает важнейшим источником для уяснения сущности соответствующих правоограничений, специфики действия их принципов, а также пределов. По итогам исследования обращается внимание как на основные положительные аспекты соответствующей практики, так и на выявленные в контексте ее развития проблемы, ожидающие разрешения в законодательстве и правоприменении.

Ключевые слова:
права и свободы человека, личные (гражданские) права и свободы, ограничения прав и свобод, принципы ограничения прав и свобод, пределы ограничения прав и свобод, специальный правовой статус, конституционное правосудие
Текст

Формирование стандартов защиты прав и свобод человека выступает исключительно сложным и многоаспектным процессом, характеризующимся определенной динамикой и воздействием ряда факторов. В современных демократических правовых государствах важнейшую роль в данном контексте играют конституционные принципы, опосредующих основания и пределы ограничений данных прав. Вместе с тем, вопросы их применения на ограничиваются «буквой закона» в строгом смысле слова: в ряде практических ситуаций толкование данных принципов подвержено сложностям, требующим разрешения, прежде всего, в рамках конституционного правосудия. Соответствующая проблематика может быть показательно проиллюстрирована на примере правоограничений, устанавливаемых для субъектов, обладающих специальным правовым статусом – что обусловлено как их расширенным характером, так и сложностями обеспечения баланса ограничений и гарантий, установленных для данных лиц, и, наконец, подчас опережающим характером правоинтерпретации в реалиях определенной пробельности нормативной базы.

Конституционные нормы об ограничениях прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации, как и в большинстве зарубежных стран, в целом, сформулированы в виде общих положений, относимых ко всем субъектам права. Так, согласно Конституции РФ (ч. 3 ст. 55) [2], ограничения прав и свобод человека могут быть опосредованы следующими основаниями: необходимостью защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обороны страны и безопасности государства. При этом, перечисленные основания правоограничений далеко не в полной мере могут быть соотнесены со спецификой статуса специальных субъектов права, что само по себе придает особую значимость практике их толкования в порядке конституционного контроля (с теоретических позиций, здесь можно, с одной стороны, вести речь об иллюстрации различных принципиальных аспектов как «законности – соответствия», так и «законности – совместимости», с другой – о своеобразном феномене «конституционализации» законодательства). В то же время, отсутствие систематизированности соответствующих правоограничений на законодательном уровне, сложность и разветвленность их системы, достаточно частая новеллизация существенно осложняют формирование в рассматриваемой сфере единообразной правоприменительной практики.

Следует подчеркнуть, что одной из базовых проблем, опосредующих сохранение в данных вопросах известной степени конституционно-правовой неопределенности, является отсутствие конкретизации правовой позиции Конституционного Суда РФ о недопустимости (минимизации) применения ограничений к абсолютным правам. Как известно, некоторые из прав, предусмотренных в ч. 3 ст. 56 Конституции РФ, могут подлежать правомерному ограничению на основании специальных положений закона, поэтому нельзя говорить об их абсолютном характере в полном смысле слова, без учета соответствующих изъятий. Это относится и к субъектам, наделенным специальным правовым статусом, притом, двойственным образом: с одной стороны, в разрезе дополнительных ограничений (например, отчасти воспринятая судебной практикой, исходя из профильного Постановления Пленума Верховного Суда РФ [8], доктрина «публичной фигуры» в отношении ограничений прав на защиту чести и доброго имени (согласно конституционной формулировке)), с другой – с точки зрения усложненной модели реализации (например, специальный порядок получения разрешения на производство оперативно-розыскных мероприятий в отношении специального субъекта). В этой связи, позицию КС РФ, согласно которой право, отнесенное к категории абсолютного, не может подлежать ограничениям, поскольку оно ни в каком случае не может вступить в противоречие с целями защиты публичных интересов [6], нельзя признать бесспорной (и, во всяком случае, подвергать расширительному толкованию, без учета контекста конкретного спора, в связи с которым она была сформулирована) [1, c. 41]. Вместе с тем, следует отметить, что в ряде постановлений КС РФ подтверждается недопустимость ограничений ни при каких обстоятельствах конституционных прав: на судебную защиту, на законный суд, на получение квалифицированной юридической помощи, на самостоятельный выбор защитника и на помощь адвоката (защитника), презумпция невиновности, право осужденного на пересмотр приговора вышестоящим судом, права потерпевших от преступлений [5, c. 64].

В качестве более конкретного примера формирования практики конституционного правосудия, относящегося уже непосредственного к сфере правоограничений для специальных субъектов права, можно привести ряд позиций КС РФ, относящихся к вопросам ограничения прав публичных служащих. Так, КС РФ неоднократно подчеркивал [4], что специфика государственной службы Российской Федерации как профессиональной деятельности по обеспечению исполнения полномочий государственных органов предопределяет особый правовой статус государственных служащих в трудовых отношениях, в связи с чем обоснованность или необоснованность устанавливаемых для государственных служащих ограничений означает их соответствие или несоответствие цели и задачам государственной службы как специфической профессиональной деятельности [3, c. 37]. В свою очередь, формирование определенного массива соответствующей практики позволяли КС РФ в ряде актов сформулировать дополнительные критерии, относящиеся к принципам ограничений прав и свобод (как определенным непосредственно в тексте Основного Закона, так и выработанным практически) – например, речь идет о соразмерности, сбалансированности и адекватности как составляющих принципа пропорциональности [9, c. 17] (следует оговориться, что формула «пропорциональности» не в полной мере воспринята отечественным законодательством и вызывает дискуссии в теории; при этом, в зарубежных правопорядках, оперирующих этим термином, последний может пониматься как в расширительном ключе, так и с более прагматичных позиций). В целом, стоит заметить, что подобные тенденции к «расширительному» толкованию критериальных основ правоограничений положительно зарекомендовали себя в международной и зарубежной практике (в теории же ее характерным отражением выступает концепт «конституционных нарративов» правоограничений, предполагающий системную увязку их принципов, целей и способов с конституционными ценностями; примечательно, что подобная сложная, многоаспектная модель репрезентативна для иллюстрации различий подходов в оценке соотношения публичных и частных интересов в решениях КС РФ и органов конституционной юстиции ряда европейских стран, даже при использовании аналогичной критериальной базы).

Кроме того, еще одним значимым проблемным аспектом рассматриваемой тематики выступает необходимость последовательной дифференциации собственно правоограничений от содержательно близких к ним конструкций условий и пределов реализации (границ осуществления) прав – которые также традиционно устанавливаются в отношении субъектов, наделенных специальным правовым статусом. Притом, степень формализации последних выступает меньшей, нежели правоограничений (в отличие от также соотносимой с последними конструкции юридических обязанностей), что опосредует особую важность в данном разрезе конституционного толкования (тем более, что и те, и другие могут представлять собой как средство, так и результат регулирующего воздействия). Характерным примером развития подобной практики КС РФ выступает, в частности, относительно недавнее формулирование позиции о единстве ограничений и обязательств при прохождении публичной службы [7; 10, c. 147].

Изложенное свидетельствует о преобладании в практике отечественной конституционной юстиции в рассматриваемой сфере подходов, направленных на конкретную оценку допустимости правоограничений в контексте той или иной правоприменительной ситуации. В то же время, расширение соответствующей практики способствует формированию ряда более универсальных позиций принципиального свойства, в рамках которых, в конечном счете, формализуются составляющие конституционно закрепленных принципов ограничений прав и свобод либо принципы субсидиарного характера. Вместе с тем, безусловно, позиции КС РФ по вопросам правоограничений для лиц, наделенных специальным правовым статусом, нуждаются в дальнейшей концептуализации, в свете чего особенно значимым видится, прежде всего, развитие практических подходов к оценке обоснованности (целесообразности) и пропорциональности (соразмерности, баланса) ограничений. В конечном счете, представляется, что выработка универсального спектра критериев соответствующих правоограничений (и их пределов) для рассматриваемых субъектов, имела бы не только очевидный содержательный и технико-юридический эффект для специального регулирования, но и положительно сказалась бы на развитии общей модели ограничений прав и свобод, соответствующей фундаментальным конституционным принципам и ценностям.

Список литературы

1. Григорьев И.Б. Конституционные принципы ограничения личных (гражданских) прав и свобод субъектов, наделенных специальным правовым статусом // Вестник Евразийской академии административных наук. 2022. № 1 (58). С. 39 – 43.

2. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020) // Российская газета. 2020 № 144.

3. Лисов В.В. Ограничения конституционных прав граждан, связанные с поступлением на государственную гражданскую службу Российской Федерации: дисс… канд. юрид. наук. – Саратов, 2014. – 197 с.

4. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 08.02.2001 № 45-О // Документ опубликован не был.

5. Подмарев А.А. Ограничение прав и свобод человека и гражданина: конституционные основы и правовые позиции Конституционного Суда России // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2016. № 4 (72). С. 62 – 66.

6. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 03.05.1995 № 4-П // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 1995. № 2-3.

7. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 13.02.2020 № 8-П // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2020. № 2.

8. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.02.2005 № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2005. № 4.

9. Умнова-Конюхова И.А. Конституционные нарративы ограничения прав и свобод человека и их судебное применение в целях реализации ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации // Московский юридический журнал. 2020. № 4. С. 10 – 22.

10. Умнова-Конюхова И.А., Костылева Е.Д. Конституционные ограничения прав и свобод: сравнительно-правовое исследование решений Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ и ЕСПЧ: монография. – М.: РГУП, 2021. – 296 с.


Войти или Создать
* Забыли пароль?