Москва, г. Москва и Московская область, Россия
Целью проводимого исследования является выявление взаимосвязи мировоззрения социума со стратегическими установками государственной политики. Актуальность представляемой статьи определяется мировоззренческим кризисом времени постмодерна и возрастающим запросом на формирование основ мировоззрения российского общества. Методом сопоставления определяются базовые компоненты мировоззрения – восприятие пространства и времени (пространственно-временной континуум), установление первооснов бытия (метафизика и онтология) и раскрытие сущности человека (антропология). В статье прослеживается связь каждого из мировоззренческих параметров с генезисом классических идеологий. Выдвигается положение о сохранении и реактуализации мифологического мировосприятия в системах мировоззрения Нового и Новейшего времени. Прослеживается связь мифологических архетипов общества домодерна и современной политической мифологии. Показывается влияние традиций сакральной географии и установок мы-центричности на современное геополитическое позционирование государств мира. Обнаруживается модификация традиций эсхатологического восприятия исторического времени в классических политических теориях. Раскрытие первооснов мировоззренческих систем рассматривается в связи определением парадигм классических идеологий. Выявляется вариативность подходов социальной и культурной в связи с различием политических стратегий. Практический вывод статьи заключается в определении мифологем мировоззренческих матриц в качестве семантического фундамента государственной суверенности, целесообразности репрезентации национальной мифологии и противопоказанности демифологизации.
мировоззрение, идеология, политический миф, пространственно-временной континуум, сакральная география, эсхатология, антропология, политика
Введение, постановка проблемы
Актуальность обращения к феномену мировоззрения в ракурсе политологического анализа определяется задачей выявления факторных оснований политики. Стало очевидным, что в основании политики лежат не только интересы. Экономоцентричность объяснительных моделей, как показывают реалии последних лет, не работает. Решения часто принимаются вопреки экономической логике, в том числе в ущерб себе. Политика санкций, равно как и действия периода пандемии это продемонстрировали в полной мере.
Наряду с когнитивными соображениями обращения к анализу феномена мировоззрения в ракурсе политологии, существуют и соображения, связанные с современным самоопределением России. Период деидеологизации с очевидностью завершен. Подтвердился прогноз тех мыслителей, кто предсказывал, что вслед за деидеологизацией наступит время реидеологизации. Несмотря на известные конституционные ограничения, фактически речь идет о генерировании новой идеологии России. При этом важно выделить основные компоненты, составляющие фундамент идеологического конструирования.
К этим компонентам относятся: ценности, цели, этика, семантика, семиотика, меметика, праксиология и др. В указанном ряду находится и мировоззрение. Часто его смешивают с другими компонентами – например, с ценностями. Связь мировоззрения и ценностей, безусловно, существует. Но все-таки то, что значимо, ценно для человека – ценности и то, как он представляет себе мир – мировоззрение – не одно и тоже. В узком смысле мировоззрение — это картина мира и место, занимаемое в нем человеком. Мировоззрение включает следующие базовые компоненты – пространственно-временной континуум, выражаемый, соответственно, в параметрах пространства и времени, представление о первопричинах бытия – метафизику и понимание отношений человека с миром [3; 4; 12].
Принято различать мифологическое, религиозное, философское и научное мировоззрение [10]. Существуют попытки соотнесения мифологических и религиозных представлений с традиционным обществом – домодерном, а философские и научные – со временем модерна. Мировоззрение эпохи постмодерна оказывается в этой классификации постфилософским и постнаучным, построенным на эклектизме и релятивистичности. По большому счету в применении к современной эпохе речь идет о мировоззренческом кризисе, распаде целостных картин мира.
Классификации эти в значительной степени условны, так как реальные мировоззренческие представления социума могут включать в себя различные компоненты [2]. Ни один социум не обходится без системы мифов, и фактически любую систему мировоззрения можно характеризовать как мифологическую. Мифы о мире могут быть как религиозные, так и научные. Зачастую в мифологических представлениях Нового и Новейшего времени обнаруживаются глубинные корни архаических мифов. Есть основания определять отдельные мифы, как архетипические, что означает их историческое воспроизводство в социуме [13; 24; 31]. В преломлении к политической сфере сфера мифологии выделилась давно в самостоятельный предмет изучения [15; 36].
Мировоззрение служит одной из основ идеологического строительства, но сама идеологией не является. Теоцентризм был мировоззрением средневекового человека, тогда как идеологией Руси являлось православное государствостроительство, выражаемое посредством принятия учения о Третьем Риме. Мировоззрение советского общества выстраивалось на теоретическом фундаменте диалектического и исторического материализма, тогда как его идеологией выступал коммунизм.
Целью проводимого рассмотрения является выявление взаимосвязи мировоззрения социума со стратегическими установками государственной политики. Эмпирической основой анализа являлся материал идеологической репрезентации государств мира в прошлом и настоящем. Метод исследования состоял в соотнесении базовых параметров мировоззрения – восприятия пространства, восприятия времени, определения первопричины и взгляда на человека с идеологемами государственного позиционирования. Проверялось положение рабочей гипотезы об историческом воспроизводстве мифологем мировосприятия, преломляемых в идеологемы государствостроительства.
Результаты
Восприятие пространства: политическая мифология и сакральная география
В основе пространственного восприятия лежат сформировавшиеся архетипически и исторически положения сакральной географии. Несмотря на то, что географические знания по сравнению со временами домодерна принципиально изменились, матрица пространственной картины осталась константной.
В сакральной географии существует условный центр мира, соотносимый с самопозионированием любой цивилизационной общности. Каждое сообщество, вне зависимости от степени его влияния на мировую политику, видит себя в фокусе всей системы мироустройства. Отношение к внешнему миру задается сакральной осью координат, где стороны света оказывались носителями угроз или откровения [17]. Много говорилось в разные времена, что для России мировосприятие выстраивалось через призму двух онтологических угроз – восточной и западной. Сущностно они были различны. Патриарх Кирилл выразил это различие словами о том, что с Востока у нас стремились отобрать кошелек, а с Запада – душу[1].
Угроза западная была идеологическая, сопряженная с отрицанием русскости как цивилизационного феномена, а потому она воспринималась более опасной. Современное размежевание России с Западом и сближение с Китаем вновь актуализирует стратегический выбор, сделанный еще в тринадцатом веке Александром Невским. Князь Даниил склонялся тогда к западному выбору, задав вектор иной пространственной ориентации для Галицкой Руси [7].
Для Европы матрица восприятия мирового пространства также соотносилась с двумя угрозами – южной и восточной. Южная угроза была закреплена в европейской коллективной памяти в образах арабской, а потом и турецкой экспансии. Ее современной реминисценцией явилась миграция с юга – «нашествие аллохтонов» [23, 27]. Угроза с Востока связывается в восприятии европейцев с Россией. Ее огромность уже сама по себе устрашала. Оборотной стороной страха являются фобии, и русофобия оказывалась в этом отношении логическим развитием пространственных стереотипов [21].
Пространственное восприятие Китая [30] задавалось его позиционированием в качестве Срединной империи, то есть центра мира. Положение мирового центра выводило на представление о цивилизационном превосходстве, закрепляемого репрезентацией Китая как страны Поднебесной. Поднебесная окружена «варварами», наделяемых различными качествами сообразно сторонам света. Варваризация периферии обнаруживается в той или иной степени фактически в каждой цивилизационной модели эйкумены [29].
Наряду с геополитическим центром, цивилизационные сообщества имеют центры исторической сакральности. Сакрализация ряда географических средоточий сопряжена с теми или иными обстоятельствами цивилизационогенеза и, как правило, с нахождением духовных святынь.
Особое место в пространственном мировосприятии занимают рубежи цивилизационных фронтиров. Цивилизационные фронтиры становятся местами концентрированного геополитического противоборства. Наиболее яркими примерами цивилизационных фронтиров выступают в современном мире Косово, Карабах, Донбасс.
Мы-центричный подход предполагает также наличие ложного центра, наделяемого аспектами инфернальности. Этот центр позиционируется в сакральной географии в качестве полюса зла. На языке толкинистской семиосферы, активно используемой сегодня в политическом языке, он есть Мордор. Варваризация внешнего мира сопрягается с мордоризацией геополитического противника. Внутренний раскол происходит в связи с ориентацией части общества, как правило элит, на условный Мордор [40].
Восприятие пространства: политическая мифология и эсхатология
Восприятие времени сопряжено, как это было и в обществе домодерна, с традициями эсхатологии. История, сообразно с этими взглядами, имеет свою финалистскую проекцию. Финал истории должен найти свое выражение в виде установления определенной модели политического устроения. В этом отношении можно, подобно тому, как Карл Шмитт говорил о политической теологии, вести речь и о политической эсхатологии. Свою эсхатологическую версию имеет фактически каждая классическая идеология.
Эсхатология не тождественна религиозным воззрениям и может быть представлена светскими доктринами. Религиозную версию политической эсхатологии представляет идеология фундаментализма. Финалом истории сообразно с ней должна стать последняя битва сил света и тьмы, результатом которой окажется низвержение неправедного государства и установление царства высшей гармонии. Для иудейской традиции — это создание Нового Израиля под верховенством Машиаха. В исламской версии фундаментализма – восстановление Халифата и низвержение Даджжаля. Шиитский ислам дополняет исламскую эсхатологию концептом о выходе на авансцену Махди – сокрытого имама, который вместе с Исой (Иисусом) победит силы зла и установит царство справедливости во всем мире. Христианская эсхатология в фундаменталистском прочтении связана с хилиастическим учением установления Царства Божьего на земле, которому должно предшествовать победа над 10 царями, принявшими антихриста, то есть политическая развертка сюжета Апокалипсиса [6].
Использование эсхатологических образов в рамках идеологии фундаментализма в любой из его конфессиональных версий не является исключительно сюжетом истории общественной мысли, имея соответствующие преломления (причем, не только аллегорические) в актуальной политике. Религиозно-эсхатологические основания были использованы, в частности, в качестве основания проекта халифатостроительства ИГИЛ (организации, запрещенной в России) [9]. Активизация эсхатологического дискурса обнаруживалась во всем мире в контексте распространения алармистских настроений в связи с пандемией коронавируса и профилактических антиковидных мероприятий.
Эсхатология либерализма фактически представлена современным эсхатологическим мифом о грядущем универсальном мире. Наступление такого мира и поспешил провозгласить в свое время Френсис Фукуяма, выдвинувший концепт «конца истории». То, что это провозглашение оказалось ошибочным, не отменило самой идеи либеральной эсхатологии, а лишь сдвинуло соответствующие сроки в будущее [33].
Конец истории в либеральной версии видится в сокрушении врагов либерализма. Сегодня в качестве такого врага преподносятся мировые автократии. Бернар Анри Леви пишет, в частности, об антидемократическом заговоре «пяти королей» – китайского, российского, иранского, саудитского и турецкого [43]. Имеются многочисленные исследования, посвященные эсхатологизму американской политической мысли. Концепт о «граде на холме», представление об американской богоизбранности, рефлексия движения новосветников – все это остается по-прежнему важными составляющими властного идеологического дискурса США [38].
Идеология коммунизма во всех ее многочисленных модификациях не может быть адекватно раскрыта без финалистского времени – установления коммунистического общества. Эсхатология коммунизма связана с вполне определенной политической повесткой – революцией и упразднением институций буржуазного общества. Символы религиозной эсхатологии перетолковывались на языке модерна, сохраняя зачастую прежнюю семантику.
Свои эсхатологические проекции времени существуют и в различных вариантах идеологии национализма. Историческое время, как правило, структурировалось в триадной схеме: «золотой век» прошлого, погибшее великое царство прошлого, национальный реванш над врагами в настоящем, восстановленная империя, как сверхдержава в будущем. Эсхатологический характер имел использованный в Германии при национал-социализме концепт Третьего Рейха. Ввиду его очевидной связи с христианской историософией в 1939 году апеллировавшее к языческому империализму руководство НСДАП от него отказалась [11]. Соответствующим аналогом в фашистской Италии являлась доктрина Третьего Рима (не имевшего ничего общего с учением о Третьем Риме в средневековой Руси) [35].
Все характерные компоненты националистической модели восприятия времени находят сегодня отражение и в идеологии украинского нацизма: мифическое идентичное государство Украины в прошлом; онтологический противник, ликвидировавший национальную государственность, с которым ведется борьба в настоящем; восстановление великой державы в горизонтах будущего. Фиксация мировоззренческих оснований украинского нацизма практически означает необходимость включения в стратегию денацификации Украины задачи разрушения сформированной среди значительной части украинского населения мифологической картины мира.
Представления о первопричинах бытия и политическая метафизика
Первопричиной мира и основой бытия в традициях религиозной метафизики определялся Бог. Разные религии давали различающиеся ответы о характере отношений человека и Бога, что не меняло общую теоцентрическую картину мироздания. Политическим следствием теоцентризма являлось установление в той или иной модификации системы теократии. Именно теократией, а не деспотией и не абсолютизмом, как утверждалось в дискуссии о природе российской монархической власти, являлась система самодержавия. Секуляризационные процессы в этом смысле подразумевали прежде всего отход от теоцентристской модели мира [5].
На место Бога секулярная философия ставит вначале Проведение, потом Закон, и, наконец, совокупность факторов. Свои первоосновы общественного бытия были найдены в каждой из классических идеологий.
В рамках либеральной теории такой основой является конкуренция индивидуумов, представленная в формате рынка как цивилизационного ограничителя конкурентной борьбы. Императивом общественного прогресса выступает в либерализме стремление человека к личностной свободе. Генезисно роль рынка как фундамента общественного строительства была сопряжена с теологией пантеизма, развиваемой в трудах просветителей XVIII века, представления которой разделялись и Адамом Смитом [14].
В основание коммунистической теории в ее марксистском представлении [42] был положен концепт борьбы классовой. Частная собственность, как основа личностной автономности в либерализме, в идеологии коммунизма рассматривалась в качестве основы социальной эксплуатации.
В фашизме в его национал-социалистской версии первоосновой общественных отношений является расовая борьба [1]. Результатом этой борьбы является формирование соответствующей мировой системы иерархии [8].
В консервативной мысли в ее секулярной версии взамен трансцендентной основы происходил поиск материальной константы. Одной из версий определения константного основания стало позиционирование в качестве ее географического положения государств, актуализированное в теории геополитики. Соответственно и основой мировых общественных процессов оказывается геополитическое противоборство. Из объективности этого противоборства исходит, в частности, рецептура политического реализма. Мифологическими образами геополитической борьбы стали противопоставляемые друг другу разбойники моря – пираты и разбойники суши – кочевники. И эти архетипические образы реактуализировались в контексте современной пропаганды [18].
Постмодерн, казалось бы, снял вопрос о первоосновах бытия. Но такое снятие обернулось кризисом аномии внутри национальных сообществ и эскалацией конфликтов в международных отношениях.
Антропология и ее политические проекции
Получившая динамичное развитие в рамках современной гуманитаристики социальная и культурная антропология логически выводит на становление антропологии политической.
Каждое цивилизационное сообщество и каждая идеология имеют свою версию раскрытия сути природы человека. И ответ на вопрос, что есть человек выводит как следствие на принятие различных стратегий политики.
Идеология либерализма основывается на представлении о человеке в качестве индивидуума. Соответственно с антропологией индивидуума политическая установка видится в упразднении любых подавляющих его автономность норм и институций. Прежде всего речь идет о минимизации, насколько это возможно, роли государства и государственного регулирования. Государство для классического либерализма есть в сути своей Левиафан – зло, объективно необходимое ввиду несовершенства самого человека. Но в футурологической перспективе развития потребность во власти Левиафана отпадет, чудовище будет повержено или приручено, что и ознаменует наступление «Царства свободы» [28].
Неолиберализм, исторически сопряженный с этапом современной глобализации, фактически подготовил реальность ухода национальных государств с политической авансцены. Но место государственных структур стали занимать структуры транснациональной элиты. Используя язык мифологических образов, можно сказать, что поверженный Левиафан воскрес в новом облике.
С генезисом либеральной идеологии соотносилось и формирование образа «человека экономического». Этот человек руководствовался экономическими интересами и был адаптивен системе рынка. Такой тип человека являлся абстракцией и не существовал реально. Можно в этом смысле говорить о мифологичности образа «человека экономического», встроенного в общую мифологию рынка [41].
Антропология коммунизма состоит в определении человека как социального существа. В основе социальности, сообразно с марксистской трактовкой, находятся производственные отношения. «Ансамблем общественных отношений» определял метафорически сущность человека К. Маркс [20; 32]. При деформированной системе общества человек отчуждался от собственной сущности. Коммунизм должен был восстановить тождество человека с человеческой природой [22; 37]. Исходя из понимания природы человека, особое значение в государствах, придерживающихся социалистической и коммунистической идеологии, отводилось социальной политике. Социальные гарантии в соответствующих государствах соотносились с социально-культурной антропологией [16; 19].
Для националистических идеологий единый антропологический тип отсутствует. Германский нацизм оперировал образами сверхчеловека – уберменша и недочеловека – унтерменша. Расовые антропологические мифы программировали сценарии войн и геноцида [39; 44].
Связанные с постмодерном новые антропологические проекции человека – дивидуума, постчеловека [34], человека-киборга также имеют свои политические проекции. Современный феномен постидеологии соотносится с новыми метафорами раскрытия образа грядущего человека [25; 26].
Выводы
Проведенное рассмотрение подтвердило выдвигаемое положение о том, что мировоззрение задает матрицу идеологического строительства. Каждая из базовых компонент мировоззрения – пространственно-временной континуум, первоосновы бытия (метафизика и онтология), природа человека (антропология) определяют в значительной мере формирование мировых идеологий и через них влияют на выработку политических стратегий. Мировоззрение может передаваться как на языке высоких абстракций, так и на языке образов. В случае использования языка высоких абстракций речь может идти о философском или научном мировоззрении. При применении языка образов мировоззрение может характеризоваться как мифологическое.
Мифологическое мировоззрение относится не только к архаическим сообществам. Любой социум использует при закреплении в массовом сознании мировоззренческих представлений язык мифов. Политическая мифология связана с мировоззренческими мифами. Мифы различаются в зависимости от исторических эпох, цивилизационного и идеологического контекста. В тоже время существуют архетипические мифы, исторически воспроизводимые и поколенчески транслируемые. К таким мифам относятся, в частности, традиции эсхатологии и сакральной географии, получающие в том числе и политическое преломление.
Мировоззренческие мифы легитимируют исторически выработанную в соответствующем сообществе систему жизнеустройства. Мифологизированная картина мировосприятия – «национальный миф» является фундаментом государствостроительства. Демифологизация может в этом смысле нанести реальный урон государственному суверенитету. И соответственно, к практике демифологизации следует относиться крайне осторожно, ввиду содержащихся в ней угроз для национального и цивилизационного воспроизводства. В тоже время для излечения больного социума, как, к примеру, при решении задач денацификации Украины без деконструкции картины мира и мировоззренческой демифологизации не обойтись.
[1] Патриарх Кирилл призвал раскрывать образ Александра Невского в соцсетях. URL: https://www.pravmir.ru/patriarh-kirill-prizval-raskruchivat-obraz-aleksandra-nevskogo-v-sotssetyah/ (дата обращения: 09.09.2022).
1. Авдеев В.Б. Расология. Наука о наследственных качествах людей. - М.: Белые альвы, 2007. 672 с.
2. Алексеев П.В. Наука и мировоззрение: союз марксистской философии и естествознания. - М.: Политиздат, 1983. 367 с.
3. Арутюнян М.П. Феномен мировоззрения. - Хабаровск: Изд-во ДВГГУ, 2006. 322 с.
4. Арцишевский Р.А. Мировоззрение как общественное явление. - Луцк, 1983. 465 с.
5. Асад Т. Что могла бы представлять собой антропология секуляризма? //Логос. - 2011. - № 3. - С. 56-99.
6. Багдасарян В.Э., Реснянский С.И. Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики. - М.: БОС, 2022. 380 с.
7. Багдасарян В.Э., архимандрит Сильвестр (Лукашенко). Стратегия Александра Невского и цивилизационные трансформации XIII века. - М.: Отчий Дом, 2022. 272 с.
8. Багдасарян В.Э., Сулакшин С.С. Современный фашизм: новые облики и проявления. - М.: Наука и политика, 2017. 328 с.
9. Битюкова Н.Д. Феномен нового халифата на Ближнем Востоке //Актуальные проблемы современных международных отношений. - 2017. - № 10. С. 16-20.
10. Буянов В.С. Научное мировоззрение: социально-философский аспект. - М.: Изд-во политической литературы, 1987. 206 с.
11. Васильченко А.В. Миф о вечной империи и Третий рейх. - М.: Вече, 2009. 368 с.
12. Владимиров А.А., Зеленов Л.А. Общая теория мировоззрения. - Нижний Новгород, 2017. 134 с.
13. Галанина Е.В. Миф как реальность и реальность как миф: мифологические основания современной культуры. - Пенза: Академия Естествознания, 2013. 129 с.
14. Гвардини Р. Конец Нового времени //Вопросы философии. - 1990. - № 4. - С. 127-163.
15. Гончарик А.А. Понятие мифа и его применение в исследованиях политики //Политическая наука. - 2009. - № 4. - С. 79-87.
16. Грамши А. Формирование человека: (Записки о педагогике). - М.: Педагогика, 1983. 226 с.
17. Дугин А.Г. Мистерии Евразии. - М.: Арктогея, 1996. 192 с.
18. Дугин А.Г. Основы геополитики. - М.: Арктогея, 1997. 608 с.
19. Любутин К.Н., Кондрашов П.Н. Философская антропология Карла Маркса. - Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2007. 240 с.
20. Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - М.: Политиздат, 1955. - Т. 3. - С. 1-4.
21. Меттан Г. Запад - Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса. - М.: Паулсен, 2016. 462 с.
22. Ойзерман Т.И. Проблема отчуждения и буржуазная легенда о марксизме. М.: Знание, 1965. 32 с.
23. Пальников М. Новое переселение народов: фатальный вызов? // Мировая экономика и международные отношения. - 2006. - № 7. - С. 97-108.
24. Полосин В.С. Миф. Религия. Государство: исследование политической мифологии. - М.: Ладомир, 1999. 440 с.
25. Постчеловек и постчеловечество: будущее цивилизации или ее конец? (Круглый стол) //Вестник Московского государственного областного университета. - 2016. - № 3. - С. 1-75.
26. Постчеловек. От неандертальца к киборгу / Сост. Т.Ю. Чеснокова. - М.: Алгоритм, 2008. 367 с.
27. Саррацин Т. Германия: самоликвидация. - М.: АСТ, 2016. 558 с.
28. Сорочайкин А.Н. Философско-антропологические основания либеральной идеологии //Основы экономики, управления и права. - 2012. - № 4. - С. 91-97.
29. Стригин Е. Эра дракона. - М.: Алгоритм, 2008. 478 с.
30. Традиции в общественно-политической жизни и политической культуре КНР. - М.: Наука: «Вост. лит.», 1994. 325 с.
31. Уортман Р.С. Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии. В 2-х тт. М.: ОГИ, 2004. Т. 1: от Петра великого до смерти Николая I. - 605 с.; Т. 2: от Александра II до отречения Николая II. 796 с.
32. Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса // Фромм Э. Душа человека. - М.: АСТ-ЛТД, 1998. С. 585-646.
33. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. - М.: АСТ, 2007. 588 с.
34. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции. - М.: АСТ, 2008. 349 с.
35. Чиглинцев Е.А. Античные истоки патриотических представлений в фашистской Италии //Ученые записки Казанского университета. - 2014. - Т. 156. - Кн. 3. - С. 185-191.
36. Шайгородский Ю.Ж. Политика: взаимодействие реальности и мифа: монография. - К.: «Знання» України, 2009. 400 с.
37. Шетулова Е.Д. Социально-философский анализ отчуждения в историческом процессе: диссертация ... доктора философских наук. - Нижний Новгород, Нижегор. гос. ун-т им. Н.И. Лобачевского, 2010. 309 с.
38. Шлезингер А.М. Циклы американской истории. - М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. 692 с.
39. Шнирельман В.А. Арийский миф в современном мире. - М.: Новое литературное обозрение, 2015. 536 с.
40. Curry P. Defending Middle-earth: Tolkien, Myth and Modernity. - Boston, New York: Houghton Mifflin Harcourt, 2004. 212 р.
41. Dopfer K. The Economic Agent as Rule Maker and Rule User: Homo Sapiens Oeconomicus //Journal of Evolutionary Economics. - 2004. - Vol. 14. - Р. 177-195.
42. Ehlen H. The Human Significance and Dignity of Labour: A Keyword of Marxian Anthropology // Studies in Soviet Thought. - 1985. - Vol. 29. - № 1. - Р. 33-46.
43. Levy B.-H. The Empire and the Five Kings: America's Education and the Fate of the World. Henry Holt and Co., 2019. 272 р.
44. Longerich P. Holocaust: The Nazi Persecution and Murder of the Jews. - Oxford, New York: Oxford University Press, 2010. 672 р.
