«Подобно виноградной лозе, которая будучи перенесена из одной страны в другую, посажена в другую почву и климат, дает иной виноград и вино, так и заимствованные институты, и нормы очень часто приносят совершенно иные, чем ожидалось, и не всегда хорошие результаты. Несовместимость тканей встречается не только в физиологии»

(Александр Бельчук – отечественный экономист)

Не так давно на страницах «МК» в рубрике «Свободная тема» была опубликована статья главного научного сотрудника Института экономики РАН, д-ра филос. наук Александра Ципко «Антикоммунистическая революция в России захлебнулась. Почему реабилитация большевистского ЧК стала неизбежной» [15]. В ней автор (гордящийся тем, что Пятое управления КГБ причисляло его к «антисоветчикам») высказывает свое разочарование по поводу участия в шоу Владимира Соловьева, куда он пришел «с верой в то, что все же в 1991 году состоялась желанная для меня антикоммунистическая революция, что мы наконец-то отделили национальные ценности от идеалов Октября», а «ушел после задиристого спора с телеведущим о сущности Конституции 1993 года с сознанием того, что я был слишком оптимистичен в оценке перемен, происшедших в стране. К 2017 г. к моменту празднования столетнего юбилея создания ВЧК, от августовской революции 1991 г. мало что осталось».

Вслед за другими либералами Ципко высказывается категорически против реабилитации (самим фактом празднования юбилея) этого «карающего меча революции», и сетует на то, что, несмотря на свершившуюся в России антикоммунистическую революцию, власть до сих пор так и не покаялась за советское прошлое – "осуждения на государственном уровне преступлений советской власти, в том числе преступлений Сталина, осуждение «большого террора" так и не было».

И это не покаяние, по мнению либерального философа, обусловливается (помимо прочего) тем, что «у нас не было и до сих пор нет субъекта для моральной оценки своей национальной истории, для сопереживания мукам и страданиями тех же жертв ЧК-НКВД». В отличие от стран Восточной Европы, антикоммунистическая революция в России «была инициативой всего лишь меньшинства – активно мыслящей интеллигенции. А большинство (т.е. народ, которого Ципко лишает субъектности), когда осознало, что демократические реформы ничего не дают, спокойно вернулось к тем привычным ценностям, которыми они жили до 1991 года»[i].

То есть к ценностям, так или иначе связанным с идеалами Октября 1917-го и воплощенным в советском образе жизни, или, если воспользоваться терминологией Ципко, в «советскости». В этом плане примечательны следующие строки философа-либерала: «Чем больше разочарования в демократических реформах 1990-х, тем сильнее запрос на реабилитацию советскости. И сегодня просуществовавшая свободной два десятилетия русскость начала снова соединяться с советскостью» [15].

Взаимодействие менталитета и внешнего (политического) принуждения

Это признание, вне всякого сомнения, знаковое. Являясь, по сути, ничем иным, как признанием того очевидного факта, что на поверку либерально-радикальные демократические реформы оказались несовместимыми с «русскостью», т.е. с тем, что определяется таким очень емким понятием социально-гуманитарного знания, как «менталитет», под которым имеются в виду исторически сложившиеся, стабильные и органические как экологическая структура (природная географическая среда) глубинные пласты национального самосознания и психики, образы мысли и действия людей, играющие в каждом народе своеобразную роль «консерванта» его национальной самобытности и аутентичности. Образующие некий незыблемый фундамент присущего ему своеобразия индивидуального и массового мировосприятия, мироощущения, мировоззрения и, конечно, поведения. Речь, таким образом, идет о глубоко проросших в народе корнях общественного духа и бытия, пересадить которые на иную почву или кардинальным образом изменить нельзя.

Как справедливо пишет по этому поводу отечественный социальный психолог Ефим Смулянский: «специфические особенности, отличающие народ любой страны от других народов, с точки зрения их изменчивости представляют собой структуру очень устойчивую, слабо реагирующую на внешние недостаточно долговечные воздействия. Характер народа, формировавшийся веками под влиянием огромного множества разнонаправленных факторов, не может существенно измениться за столько короткое время, которое отпущено самому долговечному политическому режиму… В самых общих чертах процесс их взаимодействия, – заключает далее Смулянский, – может быть уподоблен системе «внешняя сила – пружина». Сжиматься пружина может достаточно медленно или быстро в зависимости от методов, применяемых властью, но после прекращения воздействия возвращается в исходное положение практически мгновенно. Конечно, возможны некоторые остаточные деформации, которые тем существеннее, чем сильнее и длительное воздействие, но мы надеемся, что наша «пружина» (свойство народа) настолько упруга и качественна, что эти изменения достаточны малы» [19]. Изменить ментальность, политическую культуру целой страны не так легко. Как правило, для этого требуется целый комплекс политических технологий, вроде механизма Окна Овертона [7]. Подобного рода приемы интересанты применяют для смены элиты и захвата ресурсов страны.

При этом следует иметь в виду, что ментальные реакции этноса (народа) на внешние воздействия находятся в прямой зависимости от того, в каких условиях осуществляются общественные преобразования. Одно дело – условия эволюции, т.е. естественно-исторического поступательного развития, когда новое зарождается в недрах старого и, достигнув некой критической массы, это старое отрицает, но при этом всегда так или иначе несет на себе его отпечаток. Как отмечает проф. А.В. Матюхин, в эволюционном реформировании «обязательно присутствуют элементы практического воплощения тактики продолжения самой логики национальной истории, а политическая и социально-экономическая жизнь народа перестраивается постепенно в соответствии с этой логикой» [12, с. 115.]. И совершенно другое дело – условия революции, когда новое внедряется в жизнь насильственно, посредством уничтожения, взращенного эволюцией старого.

В первом случае (т.е. в условиях эволюционного развития) рыночные отношения во всей совокупности форм и проявлений (в том числе технологий деловой активности) как бы выводятся (вырастают) из менталитета нации, что придает им свой особый национальный колорит. В этих условиях рынок и менталитет сосуществуют если и не в полной гармонии и согласии друг с другом, то, по меньшей мере, толерантно, на принципах взаимной терпимости и «мирного сожительства».

Во втором случае (т.е. в условиях революции) ситуация складывается совершенно по-другому. Здесь рынок по отношению к национальному менталитету выступает «чужеродным телом» – своего рода «имплантантом», который путем «открытого хирургического вмешательства» (по принуждению государства) пытаются вживить в общественный организм. В этой ситуации менталитет чаще всего начинает играть роль механизма отторжения. И, как результат, эффект от «операции» нередко оказывается не таким, каким ожидался. 

Все дело в том, что законы общественного развития, в том числе экономики, не сродни законам физики или математики, т.е. они не действуют одинаково в любом обществе и при любых обстоятельствах. Что помимо функциональной составляющей, у рынка есть также составляющая, обусловливаемая такими понятиями, как «национальный характер», «традиции», «культура» и т.д. Категориями, которые измеряются историческим, а не календарным временем. И для того, чтобы рыночные механизмы заработали и производили нужные обществу результаты, требуется (в качестве обязательных) их доводка и настройка с учетом именно этого обстоятельства – национального своеобразия той среды, в которой они используются.

Между тем наши «архитекторы-проектировщики» и «прорабы-строители» рынка, не зная общества, в котором народ жил в условиях СССР (да и задолго до него), исходили из прямо противоположного постулата, полагая, что массовые реакции россиян на рынок будут такими же, как и у американцев или немцев, которые этот рынок породили и живут в нем уже не одно столетие. Как бы ни так. Хотя человеческая природа на уровне исходных психофизиологических инстинктов и рефлексов у всех действительно одинаковая, ее содержательное (социальное) наполнение, характер и формы проявления у всех разные.

Если брать рынок в его, так сказать, первозданном виде, то такие его сущностные характеристики, как примат сугубо индивидуалистических ценностей и жизни по принципу «Каждый за себя, один Бог за всех», сакрализация (обожествление) частной собственности и богатства, органически присущий воинствующий прагматизм и коммерциализация всей системы общественных отношений, вплоть до частной семейной жизни, – все они не являются продуктом «русского духа» и русского бытия. Это плоть от плоти порождение другой, если и не прямо противоположной, то, по меньшей мере, во многом отличной от восточной и «евразийской», евро-американской цивилизации. Именно поэтому наш русский (российский) менталитет не очень-то вписывается в построенные на индивидуализме привычные практики и базовые ценности этой цивилизации и носит по преимуществу «антирыночный», «нелиберальный» характер.

«У русских, – писал непревзойденный знаток русской души дореволюционный философ Николай Бердяев, – отсутствуют буржуазные добродетели, именно добродетели, столь ценимые Западной Европой. Буржуазные же пороки у русских есть, именно пороки, которые таковыми и осознаются. Слова "буржуа", "буржуазный" в России носили преимущественно порицательный характер, в то время как на Западе эти слова означают почетное общественное положение» [13, с. 90].

Примечательным в этом плане является и высказывание Президента РФ В.В. Путина, который на встрече с участниками форума «Наставник» в феврале текущего года особо подчеркнул: «В других странах ценится прежде всего индивидуальный успех, что тоже важно. Но у нашего народа все-таки элемент коллективизма очень сильно присутствует в сердце. А это становится одним из конкурентных преимуществ сегодняшнего дня» [10].

Почему русскость возвращается к советскости?

В статье «Выведем Октябрьскую революцию на чистую воду» ее автор Игорь Чубайс в качестве «философа-россиеведа» «разоблачает» лидера КПРФ Геннадия Зюганова и его сторонников как фальсификаторов смысла событий, происходивших в нашей стране 100 лет назад. Все что связано с большевиками и советской властью («советчиной»), в его глазах, – абсолютное зло, заведшее страну в тупик, выход из которого один – «гигантское интеллектуальное и духовное очищение» от всей этой «мрази», реализация программы преемственности с исторической Россией (царизмом), Февралем (1917 г.) и Белым движением. При этом Чубайс без тени смущения заявляет, что «незаконная большевистская власть представляла интересы только своих вождей, и не имела никакой социальной базы ни в прошлой, ни в современной им России» [17].

В таком же ключе высказывается и соавтор Чубайса по антибольшевизму Ципко, в глазах которого идеалы Октября представляются «пустышками», придуманными априори идеалами, которые уже изначально были и остаются «чужими» для 90% населения [15].

Если это действительно так, то сразу возникает далеко не риторический вопрос, чем же тогда можно объяснить тот факт, что в 1917 г. именно большевики взяли (и удержали) власть – ведь помимо большевиков в дореволюционной России были и другие организованные политические силы? Не менее актуален сегодня и вопрос о том, как большевикам, не имевшим-де никакой опоры в массах, удалось разгромить все походы Антанты, победить в Гражданской войне?

Ответа на эти ключевые вопросы истории большевизма и обусловленностей его побед в цитируемых статьях нет. А есть только уже набившая оскомину демонизация большевизма и его лидеров в лице, прежде всего, В.И. Ленина, который в представлении наших либеральных философов – «изменник, шпион и иностранный агент», совершивший на немецкие деньги государственный переворот и обрекший на «террор и голод» миллионы людей [16].

Между тем нашим либеральным философам должно быть хорошо известно, что еще ни в одной стране мира большинство нации никогда не принимало деятельного участия на так называемых крутых поворотах своей истории. В годы Английской буржуазной революции, к примеру, армия Кромвеля, решавшая участь нации, составляла всего лишь около 1% всего населения. Этот показатель (уровень народного участия) во Французской революции не превышал 2–3% населения. В Американской – не более 10%. Эти факты со всей определенностью говорят, что революции побеждают только тогда, когда по отношению к ним и к их лозунгам большинство нации занимает позицию если и не прямой поддержки, то хотя бы позицию благожелательного нейтралитета (как минимум). 

Сказанное касается и революции в Октябре 1917 г. Она бы никогда не победила, если бы провозглашавшиеся большевиками идеалы и ценности были антиподами традиционным идеалам и ценностям, исторически сформированным в народе общинным бытием и религиозно-православным опытом. Здесь уместно воспроизвести не утратившую свою актуальность НАУЧНУЮ трактовку причин торжества большевизма Николаем Бердяевым, который умозаключал по этому поводу, что большевизм умело «воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху, и вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души, во всем противоположной секуляризированному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий ...Он соответствовал отсутствию в русском народе римских понятий о собственности и буржуазных добродетелях, соответствовал русскому коллективизму, имевшему религиозные корни» [4, с. 369].

Из этого умозаключения, со всей очевидностью, следует, что по отношению к национальному менталитету большевистская «советскость» изначально не была чужеродным телом. И, так или иначе, вписывалась в привычные практики и устои народной жизни, т.е. была вполне совместима с «русскостью», хотя и не тождественна ей. А вот либерально-радикальная капитализация (читай вестернизация – О.М.) России – нет. Если бы это было не так, то «просуществовавшая свободной два десятилетия русскость» не стала бы «снова соединяться с советскостью».

Не так уж далек от истины руководитель театра «Содружество актеров Таганки» режиссер Николай Губенко, когда пишет, что в результате Октябрьской революции «к власти пришли те политические силы, которые смогли сохранить и защитить наше государство, когда оно было на волосок от гибели», а также «смогли предложить обществу внятную программу перемен и главное – идею социальной справедливости и сострадания. Эта идея была многовековой мечтой человечества, а при социализме претворилась в настоящую государственную политику» [18].

С этих же позиций выступает научный руководитель Института всеобщей истории РАН Александр Бубарьян, подчеркивая, что «в социальном плане Россия тогда опередила весь мир на целую эпоху, задав новый, невиданный до селе стандарт общественного обустройства». Имеются все основания утверждать, что такие популярные ныне понятия, как социальное партнерство, в том числе в форме «трипартизма» – узаконенного диалога государства, бизнеса и профсоюзов, социальная и корпоративная ответственность, теория и практика социального государства – все эти понятия своим рождением так или иначе обязаны «русской революции» [6].

Уместны в этой связи привести свидетельства Жореса Алферова – лауреата Нобелевской премии по физике, который в интервью «АиФ» рассказывает: «Часто вспоминаю беседу с отцом моего старого друга профессора Ника Холоньяка, состоявшемуся в 1971 г., когда я приехал в заброшенный шахтерский городок близ Сент-Луиса. Он мне сказал: "В начале ХХ века мы жили и работали в ужасных условиях. Но, после того как русские рабочие устроили революцию, наши буржуи испугались и изменили свою социальную политику. Так что американские рабочие живут хорошо благодаря Октябрьской революции!"» [2].

Эрзац-капитализм без «человеческого лица»

Не секрет, что в преддверии 1990-х мы в России, как пишет известный журналист Олег Попцов, «пребывали в иллюзорном мире. Демократия обрушилась на общество как извержение вулкана, и общество к ней было не готово. Неконтролируемая свобода стала достоянием всех и вся. Твори все, что хочешь, ты свободный человек. И все реформы начала 90-х творили время мифов, таких как приватизация — мы будем богатыми и счастливыми. Свобода слова — мы будем говорить, что хотим и слышать, и не слышать тех, кого считаем нужным… И, как всегда, сначала был взрыв восторга… А затем, когда пришло время спросить собственные надежды, где их торжество, началось прозрение. Приватизация, которая должна была преобразить страну. И частный собственник, независимый и преуспевающий. Где он?» [22].

Его (этого собственника) как доминирующей фигуры рыночной экономики у нас как не было, так и нет. Вернее, он есть, но только номинально, в том смысле, что в стране имеются очень богатые люди – долларовые миллионеры и даже миллиардеры, чье состояние (запредельное по деньгам, но очень короткое по времени) чаще всего нажито не за счет эффективного менеджмента и инновационного созидания, а путем «прихвата» и хищнической эксплуатации разведанных в недрах еще при СССР природных ресурсов и созданной социализмом промышленной и транспортной инфраструктуры в этой области. Как писала британская «Гардиан», то, что в России стали называть «рыночной экономикой, по существу было дешевой распродажей национальных богатств горстке государственных аппаратчиков, имеющих нужные связи. Газ, нефть и полезные ископаемые по дешевке ушли к друзьям Кремля» [3].

Поэтому далеко не случайно наши долларовые миллиардеры в основной своей массе предстают в ипостаси «нефтяников», «газовщиков» и «металлургов». А вот промышленников-фабрикантов – самой почитаемой категории предпринимателей в дореволюционной России – среди них днем с огнем не сыщешь. Вряд ли можно усомниться в правоте максимы, сформулированной Олегом Попцовым: «Значимость российского капиталиста сегодня определяется не масштабом им сотворенного, а величиной украденного и сплошь и рядом переведенного в офшоры» [22]. Если бы это было не так, то не стоял бы так остро вопрос о необходимости деофшоризации российской экономики и «причаливанию» наших «офшорных аристократов» к родным берегам.

В недавно опубликованном «Forbes» 15-ом по счету списке богатейших бизнесменов России числится 200 чел., причем состояние 106 из них превышает 1 млрд долл. Причем за два последних года количество долларовых миллиардеров в России выросло на 26 чел. А суммарное состояние всех членов списка увеличилось на 25 млрд долл. (или на 5,4%) и достигло 485 млрд долл. И это все на фоне того, что вся российская экономика за минувший год с трудом поднялась на 1,5%. А жизнь абсолютного большинства населения сопровождается прогрессирующим падением реальных доходов. Однако для повышения уровня жизни простых смертных россиян в казне денег нет, и власти призывают народ «держаться». Чего нельзя сказать в отношении олигархов – давно уже стало «доброй традицией» нашего правительства спасать их от «разорения» в кризисные ситуации за «народный кошт».

Вот и сегодня государство намеревается помочь тем из них, кто угодил в санкционные списки американского Госдепа, с тем, чтобы, как саркастически заметил редактор отдела экономики «МК» Дмитрий Докучаев, «не пошатнулось их высочайшее благосостояние, чтобы не потеряла матушка-Россия свое завидное представительство в рейтинге богачей» [9].

Однако такого рода намерения не находят понимания не только в народе, но и среди реалистически мыслящих политиков. Так, категорически против спасения олигархов высказывается депутат Госдумы Оксана Дмитриева: «Дело в том, – говорит она, – что одни и те же фигуранты оказываются на грани технического банкротства в каждый кризис! И каждый кризис их спасают, причем причины разные: то мировой кризис, то падение цен на нефть, в данной ситуации – прямые санкции».

Дмитриева считает, что, в случае необходимости, спасать надо предприятия, а не права собственности. «Не нужно тратить средства бюджетов, или резервного фонда, или непосредственно средства Центрального банка для спасения прав собственности, потому что такая уязвимость этих компаний связана с их предыдущей политикой, политикой эскалации внешних займов для приобретения активов. Тут нужно успокоиться и очень здраво и прагматично подойти к сложившейся ситуации, чтобы не втянуть Россию уже собственной политикой в очередной виток экономического кризиса», – заключает депутат [20].

Глава Центра стратегических разработок, бывший министр финансов России Алексей Кудрин также не согласен с тем, что нужно компенсировать миллиардерам потери от американский санкций: «Нужно помогать работать компаниям, чтоб они не остановились, но не надо …компенсировать миллиардерам потерю их стоимости… У бюджета есть свои, другие задачи» [21].

Кемеровская трагедия как зеркальное отражение

«неправедности» бизнеса в России

В упоминавшемся выше списке «Forbes» среди дебютантов фигурирует, получивший широкую известность на волне кемеровской трагедии, владелец сгоревшего торгового комплекса Денис Штенгелов – бывший сибирский бизнесмен и нынешний житель Австралии со «скромным» состоянием в 600 млн долл. Как сейчас выяснилось, именно он повинен в том, что не выделил средств для ремонта системы пожарной безопасности в «Зимней вишне», о неисправности которой было известно еще два года назад.

«Присутствие в рейтинге "Forbes" Дениса Штенгелова, – пишет по этому поводу Докучаев, – придает ему своеобразную логическую законченность и жуткий символизм. Если остальные 199 строчек буквально вопиют о том, что процветание этой кучки избранных происходит, по сути, за наш с вами счет, то наличие владельца "Зимней вишни" как бы намекает, что скоро их миллиарды мы будем платить уже не только своими деньгами, но и жизнями» [9].

«Прибыль, которая пахнет смертью» – таково название моего авторского отклика на кемеровскую трагедию, размещенного в блоге на персональном сайте в Интернете по адресу: Муштук.РФ. Она (эта трагедия) уходит своими корнями в то, как наши предприниматели воспринимают бизнес. А воспринимают они его чаще всего не как «дело», призванное служить людям, а как «бабки» (в смысле зарабатывание денег). Доминируют заданные природой «хватательные» рефлексы и инстинкты. Единственной и конечной целью бизнеса (для которой все средства хороши) объявляется получение и максимизация прибыли. Что на практике принимает форму алгоритма: «вложения – минимальные, прибыль – максимальная». И в этом алгоритме, вне всякого сомнения, одна из главных причин страшной трагедии в Кемерово, равно как и трагедии в пермском клубе «Хромая лошадь».

А также в том, что на отечественном потребительском рынке правит бал низкопробный (а то и вообще лишенный реальных потребительских свойств) контрафакт. Что в торговых сетях и магазинах потребителей массово травят продуктами с просроченными сроками годности. Обдирают до липки спекулятивными накрутками цен на лекарственные препараты и продукты первой необходимости[ii].

Еще один фактор-детерминант кемеровской трагедии – засилье в стране запредельно коррумпированной и чванливой бюрократии, продажность которой позволяет «неправедным» предпринимателям именно таким образом вести дела – получать «положительные» заключения надзорных органов за взятки, гарантируя властям, закрывающим глаза на такого рода «филькины грамоты», их долю в конверте. И когда читаешь, что торгово-развлекательный комплекс «Зимняя вишня» возведен самовольно, то сразу задаешь себе вопрос, на кого рассчитана эта информация. Ведь у нас сегодня без ведома бюрократии и чихнуть нельзя, не то, чтобы возвести и ввести в эксплуатацию в центре Кемерово 4-хэтажный торговый центр.

На фоне этой отлаженной системы обмана и воровства сам по себе напрашивается вывод, что общество, которое пришло на смену социалистическому, оказалось совсем не таким, какое обещали народу младореформаторы вместе с Борисом Ельциным. Вместо движения вперед к «светлому капиталистическому завтра» произошел существенный регресс практически во всех сферах жизнедеятельности и жизнеобеспечения социума. Единственное в чем преуспели наши либеральные «демиурги-творцы» рынка, так это в тотальном разрушении производительных сил, разграблении национальных богатств и ограблении собственного народа.

«Сначала мы из феодализма прыгнули в социализм, а затем из социализма провалились в феодализм. Наверстав за 70 лет отставание от западных стран, за 30 лет развалили все, что только могли, и будучисверхдержавой, превратились в страну третьего мира… Сегодня мы сырьевая империя с оставшейся в наследство ядерной дубинкой», – с горечью констатирует писатель Елизавета Александрова-Зорина [1].

В таком же ключе высказывается и писатель Михаил Веллер, который пишет: «Один из острых парадоксов сегодняшней действительности в том, что из всех цивилизованных стран Россия – самая бездуховная, самая циничная и самая безжалостная. И при этом специально снаряженные господа еще смеют кричать о нашей духовности – с нашим-то количеством беспризорных детей, с нашим гигантским разрывом между бедными и сказочно разбогатевшими миллиардерами, с нашими поддельными лекарствами и поддельными продуктами, которые потреблять не безопасно. С нашими магазинами, столь безответственно заполненными просроченными продуктами… Кричать о духовности – это какой-то дурно пахнущий цинизм» [8].

Учитывая масштабы этого «одичания», нет ничего удивительного в том, что, несмотря на все попытки наших западников-сторонников безоглядной «вестернизации» России сделать из советской истории вселяющую ужас страшилку, интерес и симпатии к ней растут. В том числе среди молодежи. Ибо живы еще десятки миллионов людей, которые получили от государства квартиры, детьми отдыхали летом в пионерских лагерях, получали бесплатно среднее и высшее образование, имели гарантированное право на труд и отдых и мн. др. А вот призраки лихих 90-х действительно вселяют ужас.

О чем более чем красноречиво говорят исследования ВЦИОМ. «В 2011–2012 годах, – говорит в интервью "КП" гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров, – всем хотелось перемен. Но появились Болотная, на нее вылезли призраки лихих 90-х от Немцова до Собчак, и пошла обратная реакция: нет, вот этого нам не надо! Как только люди почувствовали, что повеяло ветром 90-х, что либералы-реформаторы опят могут взять власть, тут же желание перемен улетучилось, уступив место просьбе: верните нам Владимира Владимировича!» [11].

Президента, олицетворяющего собой стабильность и способного в глазах большинства обеспечить преодоление, порожденного «дикой» капитализацией России, глубочайшего кризиса социальной справедливости и наполнить декларированную в Конституции РФ социальность государства реальным содержанием. И, что не менее важно, удовлетворить запрос на «отрезвление» нашего потерявшего чувство реальности и погрязшего в роскоши политического и экономического «бомонда», заставить его «чуять под собой страну» и повернуться лицом к народу.

1. Александрова-Зорина Е. Ужасное далеко. Если бы советский человек переместился с 1985-го в 2015-й он бы сошел с ума [Текст] / Е. Александрова-Зорина. //Московский комсомолец. 2015. 21 октября.

2. Алферов Ж. Как сделать науку нужной? Интервью[Текст] / Ж.Алферов.//Аргументы и факты. 2017. №46.

3. Аргументы и факты. 2005.№44.

4. Бердяев Н.А. Философия свободы. Истоки и смысл русского коммунизма. [Текст] / Н.А. Бердяев. - М.: ЗАО «Сварог и К». 1997. 416 с.

5. Бицоев С. Отрава - двигатель торговли. Здоровью нации угрожает продуктовый фальсификат [Текст] / С.Бицоев.//Московский комсомолец. 2018. 25 апреля.

6. Бубарьян А. Нет у революции конца? [Текст] / А. Бубарьян. //Аргументы и факты. 2016. №51.

7. Володенков С.В., Федорченко С.Н. Окно Овертона - манипулятивная матрица политического менеджмента [Текст] / С.В.Володенков, С.Н. Федорченко.//Научно-аналитический журнал Обозреватель - Observer. - 2015. - № 4 (303). - С. 83-93.

8. Дардыкина Н. Парадоксы разрешает Веллер. Откуда и куда нас властно направляют? [Текст] / Н.Дардыкина.//Московский комсомолец. 2016. 9 марта.

9. Докучаев Д. Миллиардеры за наш счет. [Текст] / Д. Докучаев. //Московский комсомолец. 2018. 20 апреля.

10. Комсомольская правда. 2018. 15 февраля.

11. Кривякина Е. Если повеет ветром 90-х, россияне тут же расхотят перемен. Интервью с гендиректором ВЦИОМ Валерием Федоровым [Текст] / Е. Кривякина. //Комсомольская правда. 2017, 14 ноября.

12. Матюхин А.В. Социально-политические изменения в постсоветской России: особенности радикального реформирования [Текст] / А.В. Матюхин //Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). - 2015. - № 4. - С. 113-119. URL: http://evestnik-mgou.ru/ru

13. Муштук О.З. «Золотой телец» в российском менталитете. Отношение россиян к богатству и частному предпринимательству [Текст] / О.З. Муштук. //Обозреватель- Observer. - 2003. - №1-2. - С.90.

14. Муштук О.З. Исторические и антропологические корни -детерминанты отечественной политической культуры [Текст] / О.З. Муштук. //Концептуал: сборник научных трудов кафедры Философии и истории. /Сост. А.В. Матюхин - Московская финансово-промышленный университет «Синергия». 2015. С. 80-91.

15. Ципко А. Антикоммунистическая революция в России захлебнулась. Почему реабилитация большевистского ЧК стала неизбежной [Текст] / А. Ципко. //Московский комсомолец. 2018. 16 января.

16. Чубайс И. «Товарищ» Ленин, вы изменник, шпион и иностранный агент. Когда начнется российский «Ленинопад»? [Текст] / И. Чубайс. //Московский комсомолец. 2016. 29 ноября.

17. Чубайс И. Выведем Октябрьскую революцию на чистую воду. Смысл событий, происходивших в нашей стране 100 лет назад, продолжает фальсифицироваться[Текст] / И. Чубайс. //Московский комсомолец. 2017, 02 ноября.

18. Шаблинская О. Зачем делать страшилку из нашей истории? Интервью с режиссером Николаем Губенко[Текст] / О. Шаблинская. //Аргументы и факты. 2018. №16.

19. [Электронный ресурс]URL: http://www.ng.ru/style/1999-09-07/rukovodiat.html

20. [Электронный ресурс] URL: https://nevnov.ru/550444-deputat-oksana-dmitrieva-o-novyh-sankciyah-ssha-i-spasenii-oligarhov

21. [Электронный ресурс] URL: https://news.mail.ru/economics/33242296/?frommail=1

22. [Электронный ресурс] URL: https://ok.ru/mkmminskki/topic/65821830766664