Правовые последствия недействительности сделок являются тем элементом, без которого сам институт недействительности сделок не был бы логически завершенным. Недавние изменения части первой Гражданского кодекса РФ [1], коснулись и правовых последствий недействительности сделок, однако, не устранили большинства имеющихся пробелов и коллизий законодательства. Так, например, до сих пор не ясно, в чем же заключается двусторонний характер реституции и насколько это соотносится с двусторонностью в смысле ст. 318 ГК РФ; возможно ли применение реституции судом по собственной инициативе и т.д. Сомнительными кажутся некоторые законодательные решения в частности, установление специальных правил об исковой давности по реституционному притязанию, заставляющее суды искать пути обхода имеющихся норм для исключения нежелательного с точки зрения политики права результата [2]. Все это никак не идет на пользу стабильности гражданского оборота в современной России. 

Основным правовым последствием недействительности сделок выступает двусторонняя реституция. В законодательстве этот термин не употребляется: п.2 ст.167 Гражданского Кодекса РФ [3] (далее – ГК) говорит лишь о том, что при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по ней. Тем не менее, цивилистическая доктрина широко оперирует данным понятием, понимая под реституцией возвращение сторонами недействительной сделки друг другу полученного ими по такой сделке имущества или же компенсацию стоимости полученного при невозможности возвратить его в натуре [4]. 

Правовая природа реституции в настоящее время остается достаточно спорной. В то время как некоторые авторы признают реституцию обязательством [5], другие категорически отрицают обязательственный характер реституции [6].

По нашему мнению, реституция представляет собой обязательство, поскольку соответствует легальному определению последнего, содержащемуся в ст. 307 ГК: «в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как то: передать имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т. п., либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности». Права и обязанности сторон недействительной сделки полностью соответствуют этому определению: согласно п. 2 ст. 167 ГК сторона обязана совершить в пользу другой стороны определенное действие – передать имущество или уплатить деньги, а другая сторона, соответственно, может требовать исполнения этой обязанности. Обязательственная природа реституции подкрепляется и введенной не так давно в ГК РФ ст. 307.1 [7], которая, не называя прямо отношения, связанные с применением последствий недействительности сделки, обязательственными, допускает применение к ним общих положений об обязательствах. Такой же подход уже давно господствует и в судебной практике [8].

Формально провозглашенная автономность реституции находит свое подтверждение в некоторых только ей присущих особенностях. К их числу принято относить, в частности, предусмотренное ст.166 ГК право суда применить ее по собственной инициативе, обосновывающее наличие в реституции некоего публичного элемента [9]. 

Истоки такого подхода следует искать в цивилистической доктрине советского периода, для которой было характерно резко негативное отношение к недействительным сделкам как «пережиткам капитализма» и т.п. [10], в связи, с чем было необходимо как можно быстрее устранить вызванные ими имущественные последствия. Примечательно, что советский суд не просто был вправе применить реституцию по собственной инициативе, но и был обязан это сделать независимо от содержания исковых требований [11]. 

Однако ныне действующая редакция п.4 ст.166 ГК не содержит никаких оснований для подобного вывода, поскольку не ясно, каким образом возвращение сторон недействительной сделки в первоначальное положение может быть необходимо для защиты публичного интереса. Действовавшая до этого редакция ГК не ставила инициативу суда в применении последствий недействительности сделки в зависимость от публичных интересов, а потому суды проявляли такую инициативу достаточно часто [12]. 

Если речь идет об иных последствиях недействительности сделок (в частности, конфискации – обращении всего полученного по сделке в доход государства), то публичный интерес в наказании лиц, совершивших сделку, противную основам правопорядка и нравственности (а конфискационные последствия представляют собой именно меру ответственности), достаточно очевиден. Применение же реституции затрагивает интересы только самих сторон сделки и может быть необходимо только для защиты их, но никак не публичных интересов.

Несколько сложнее становится рассматриваемый вопрос в том случае, если одной из сторон недействительной сделки является публично-правовое образование. В данном случае публичный интерес в возвращении ему переданного по сделке имущества действительно имеет место. Ситуации такого рода, видимо, и имел в виду ВС РФ в п. 79 Постановления Пленума № 25 [13]. По мнению некоторых авторов, инициатива суда здесь должна иметь место при уклонении публичных органов от предъявления соответствующих исков [14]. Однако вряд ли такой подход (о возможности применения судом реституции по собственной инициативе для возврата государственного имущества) можно считать оправданным: мало того, что происходит ничем не обоснованное отступление от принципа диспозитивности гражданского процесса, так еще и фактически поощряется бездействие публичных органов путем переложения их прямых обязанностей по истребованию имущества на суд.

Поэтому, учитывая диспозитивные начала гражданского процесса, инициатива суда в применении реституции все-таки не должна иметь место. Исходя из вышесказанного, логично предположить, что текст п. 4 ст. 166 ГК следует толковать ограничительно, исключая реституцию из числа тех последствий недействительности сделки, которые суд вправе применять по собственной инициативе.

Еще одной отличительной чертой реституции, не свойственной ни виндикации, ни кондикции, принято считать ее двусторонний характер [15]. Под ним обычно понимается встречность, взаимообусловленность обязанностей сторон недействительной сделки по возврату друг другу всего полученного по ней, в том смысле, в каком она характерна для обязательств из синналагматических договоров (ст. 318 ГК). Однако если мы рассмотрим реституционное обязательство несколько подробнее, то увидим, что никакая двусторонность ему на самом деле не присуща.

Действительно, во взаимных (синналагматических) правоотношениях «стороны преследуют непосредственно каждая свою экономическую цель, заключающуюся в получении того, что должна исполнить другая сторона;… два различных по своему содержанию обязательства взаимно обусловливают друг друга так, что … исполнение одного из них должно быть произведено только в случае и в меру исполнения другого» [16]. Достаточно очевидно, что это совсем не характерно для реституционных правоотношений.

Обязанности сторон вернуть все полученное по недействительной сделке возникают независимо друг от друга, каждая в тот момент, когда для нее окажется завершенным фактический состав, состоящий из совершения недействительной сделки и последующего исполнения по ней. Некоторые авторы склонны полагать, что рассматриваемая обязанность возникает лишь в силу совершения недействительной сделки [17], забывая при этом о том, что обязанность вернуть все полученное по сделке может возникнуть не ранее, чем по такой сделке будет что-нибудь получено, т.е. не ранее, чем по ней будет совершено предоставление. Точно так же не прав и Д.О. Тузов, связывающий возникновение такой обязанности с одним только фактом имущественного предоставления по недействительной сделке [18], поскольку из одного только предоставления может возникнуть лишь обязанность вернуть неосновательно полученное (кондикционное обязательство), но не реституционная. Некоторые авторы вообще считают моментом возникновения рассматриваемой обязанности момент вступления в законную силу решения суда о применении последствий недействительности сделки [19]. Однако такая позиция представляется не основанной на законе, поскольку возложение любой обязанности (в т. ч. вернуть все полученное по недействительной сделке) предполагает возможность ее добровольного исполнения. Более того, если принять точку зрения указанных авторов, то придется признать, что до вступления судебного решения в силу имущество находится у сторон на каком-то правовом основании, что, очевидно, не соответствует действительности.

Более того, если недействительную сделку исполнит только одна сторона, реституционная обязанность возникнет только у другой стороны и в этом случае принято говорить об односторонней реституции. Причем в момент исполнения недействительной сделки одной стороной неизвестно, произойдет ли исполнение с другой стороны. Все вышеперечисленные обстоятельства показывают, что обязанности сторон недействительной сделки по возвращению исполненного по ней абсолютно автономны и независимы друг от друга, а потому подлинно двусторонний характер реституции в действительности не присущ.

Несмотря на это, судебная практика почему-то упорно исходит из того, что решение суда по иску о возврате исполненного по недействительной сделке должно непременно разрешать вопрос об обязанности каждой из сторон вернуть все полученное по ней [20].

Мало того, что такой подход совсем не следует из норм закона, так еще и противоречит основополагающим принципам гражданского процесса. Подобный подход заставляет суд выносить решение одновременно, как против ответчика, так и против истца [21]. Очевидно, что такое решение суда будет принуждать последнего к принудительному исполнению обязанности в пользу ответчика, который в этом, вполне возможно, вообще не заинтересован, так как сам не обращался в суд с соответствующим иском в рамках отдельного производства и не заявил встречный иск в том же процессе.

Кроме вышеуказанных аргументов, суждениям о самостоятельности реституции способствует установление специальных норм об исковой давности по реституционному притязанию. До недавнего времени главная особенность состояла в увеличенном до десяти лет сроке. Однако, после внесения изменения в п. 1 ст. 181 ГК [22] отличным от общих правил является лишь момент, с которого исковая давность начинает исчисляться. Если по общему правилу она течет со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и надлежащем ответчике по иску (ст. 200 ГК), то для исков о применении последствий ничтожных сделок – со дня, когда началось ее исполнение. Смысл отступления от общего правила здесь не совсем ясен; судя по всему, законодатель исходил из того, что сторона недействительной сделки узнает (должна узнать) о нарушении своего права и надлежащем ответчике уже в самый момент исполнения такой сделки, а потому решил конкретизировать общее правило для рассматриваемого случая. Однако законодатель не учел, что в некоторых случаях указанные моменты могут и не совпадать. Очень показательно в этом отношении дело, рассмотренное совсем недавно Коллегией по экономическим спорам ВС РФ, в котором, чтобы не вынести явно несправедливое решение, суд был вынужден искать пути обхода норм п.1 ст.181 ГК и применить нормы об ответственности продавца за эвикцию (!) при том, что договор купли-продажи был недействительным [23]. 

Широко известен следующий пример. Допустим, «А» и «В» заключили договор аренды. В результате «А» передал «В» индивидуально-определенную вещь. Четыре года «В» исправно платил арендную плату и осуществлял добросовестное пользование переданной ему вещью. Однако, впоследствии выяснилось, что договор аренды является ничтожным. «А» обратился с иском в суд о применении последствий недействительности договора в виде возврата ему вещи. «В» заявляет в суде о пропуске «А» исковой давности.

Очевидно, что из буквального толкования п.1 ст.181 ГК может следовать только один вывод о том, что исковая давность начала течь с момента начала исполнения ничтожного договора (с момента передачи вещи). Соответственно, к моменту предъявления «А» иска она уже истекла, а потому суд должен отказать «А» в удовлетворении его требований, оставив вещь у «В». Несправедливость такого решения представляется достаточно очевидной. Поэтому ВС РФ опять пришлось изобретать пути обхода этой нормы, мотивируя ее неприменение неким «особым характером» временного пользования индивидуально-определенной вещью, из-за которого срок исковой давности по иску о ее возврате независимо от момента признания сделки недействительной начинается не ранее отказа другой стороны сделки от ее добровольного возврата [24].

Рассмотренные выше примеры показывают, что установление специальных норм об исковой давности ничтожным сделкам при наличии общих норм не просто не имеет смысла, но может в ряде случаев приводить к негативным последствиям.

В принципе, отношения, которые возникают в связи с возвратом исполненного по недействительной сделке, вполне могут быть урегулированы правилами о виндикации или о кондикции. 

Правила о виндикации могут быть применимы, если речь идет о возврате индивидуально-определенных вещей, а правила о кондикции могут быть использованы для всех иных случаев, да и возврат индивидуально-определенных вещей путем кондикции владения тоже возможен [25].

В связи с этим в литературе нередко поднимается вопрос о соотношении вышеуказанных институтов с реституцией, при этом самостоятельность последней нередко ставится под сомнение.

С одной стороны, ст. 1103 ГК достаточно определенно указывает на самостоятельность реституции, приводя реституционные требования в одном ряду с требованиями о виндикации, возмещении вреда и возврате исполненного в связи с обязательством, и при этом устанавливая субсидиарное применение к этим требованиям правил о неосновательном обогащении. Поэтому de lege lata самостоятельность реституции не может вызывать сомнений. Однако есть ли в реституции какие-либо специфические черты, принципиально отличающие ее от смежных институтов не только с формальной, но и с сущностной точки зрения?

Говоря о соотношении реституции и виндикации, следует отметить, что последняя является средством защиты только собственников и иных титульных владельцев. Очевидно, что титул на вещь необходимо входит в предмет доказывания по виндикационному иску. Относительно реституции имеет место некоторая неопределенность по поводу того, нужно ли доказывать титул на переданную по недействительной сделке индивидуально-определенную вещь для ее истребования, и, соответственно, может ли истребовать вещь лицо, вообще никаких прав на нее не имеющее.

Некоторые ученые склонны отвечать на этот вопрос положительно [26]. Того же мнения до определенного момента придерживалась и судебная практика [27]. Основная аргументация сводилась к тому, что не следует предоставлять защиту лицам, не способным доказать никакого титула на переданную вещь, иначе такой защитой сможет воспользоваться и совершенно неуправомоченное лицо, например, вор.

Однако ни общие нормы о реституции, ни субсидиарно применяемые нормы главы 60 ГК ничего о необходимости доказывания титула при реституции не говорят. Поэтому правильной представляется точка зрения цивилистов [28], не связывающих удовлетворение реституционного требования с наличием вещного титула, которая с момента издания Президиумом ВАС Информационного письма № 126 [29] стала доминировать и в судебной практике. Преимущество этой позиции можно наглядно продемонстрировать на следующем примере. Допустим, «А» передал вещь «В» по договору аренды. Договор впоследствии признан недействительным. Однако по некоторым причинам «А» не может доказать никакого титула на переданную вещь. Если рассматривать реституцию как средство защиты только титульных владельцев, то «А» не сможет истребовать свою вещь у «В», и она останется у последнего. Вряд ли такое решение будет оправданным с точки зрения политики права: если «А», возможно, не имеет никаких прав на вещь, то «В» не имеет на нее никаких прав абсолютно точно. В данном споре позиция «А» сильнее позиции «В», поэтому неразумно оставлять вещь у последнего.

Таким образом, реституция не может отождествляться с виндикацией, поскольку не требует доказывания титула на вещь.

Что касается соотношения реституции и кондикции, то здесь необходимо иметь в виду следующее. Принято считать, что для возникновения обязательства из неосновательного обогащения необходимо наличие этого самого неосновательного обогащения у одной стороны за счет другой [30], тогда как взаимно исполнившие недействительную сделку контрагенты, поскольку их предоставления предполагаются эквивалентными [31], не могут обогатиться одновременно [32]. Этим соображением и обосновывается сущностная самостоятельность реституции. Однако насколько оно соответствует действительности? 

Выше мы уже обосновывали, что обязанность стороны вернуть полученное по недействительной сделке никоим образом не зависит от аналогичной обязанности другой стороны. Поэтому в тот самый момент, когда сторона недействительной сделки получает исполнение от своего контрагента, она неосновательно обогащается за его счет. Ответное исполнение недействительной сделки обогатившейся стороной не устраняет имеющееся на ее стороне обогащение и не делает его основательным, а лишь приводит к неосновательному обогащению и другой стороны тоже. Связать два имущественных предоставления друг с другом и тем самым устранить их неосновательность может только какое-либо правовое основание (например, договор); недействительная сделка, не являясь юридическим фактом, таким правовым основанием являться, не может. Поэтому обогащение каждой из сторон недействительной сделки следует рассматривать отдельно. Если рассуждать в духе тех авторов, которые говорят о невозможности одновременного обогащения обеих сторон недействительной сделки, придется прийти к выводу, что и стороны незаключенного договора не могут обогатиться одновременно, и, соответственно, кондикционные притязания ни одной из них не причитаются. Остается в таком случае загадкой, на основании каких норм ГК они смогут истребовать переданное по незаключенному договору имущество.

Таким образом, если исполнение недействительной сделки выразилось в передаче денег или иных вещей, определенных родовыми признаками, реституционное обязательство ничем не отличается от кондикционного. А учитывая тот факт, что кондикция, вопреки распространенному мнению [33], может также использоваться для истребования добровольно переданных индивидуально-определенных вещей, и доказывание титула при этом не требуется (так называемая кондикция владения) [34], сущностных отличий между ней и реституцией не имеется. И если бы специальные нормы о возврате переданного по недействительным сделкам в законодательстве отсутствовали, этот возврат точно так же осуществлялся бы по нормам о неосновательном обогащении.

Более того, возврат такого имущества в соответствии с нормами о неосновательном обогащении в ряде случаев является более оправданным с точки зрения политики права.

Допустим, «А» продал индивидуально-определенную вещь «В». Впоследствии «В» подарил эту вещь «С». Договор купли-продажи оказывается недействительным. Очевидно, «В» не может считаться неосновательно обогатившимся за счет « А», поскольку никаких прав на вещь у него не было ни до, ни после дарения. Поэтому кондикционные притязания «А» к «В» здесь не возникают, а реституционные отношения возникают в силу прямого указания закона (ст.167 ГК РФ) – утверждают сторонники самостоятельности реституции.

Рассмотрим ситуацию несколько подробнее. Действительно, «А» вполне может взыскать с «В» стоимость своей вещи, так же как и «В» может взыскать с «А» уплаченную покупную цену. После этого ничего не мешает «А» еще и виндицировать свою вещь у «С», поскольку вследствие недействительности купли-продажи он так и остался ее собственником. Вряд ли такой правовой результат, когда «А» вернул себе и деньги, и вещь можно назвать справедливым, однако буквальное толкование закона не позволяет прийти к другому выводу. Использование кондикции вместо реституции позволило бы избежать таких нежелательных результатов. Интересно, что § 185 ГГУ (Германского гражданского уложения – Bürgerlices Gesetzbuchvom 18.August 1896 // RGBl.S. 195; BGBl.IS. 1206; BGBl. IS. 1542; BGBl. IS. 1658; BGBl. IS. 2376; BGBl.I S. 3138) содержит для такой ситуации специальное предписание, в соответствии с которым в рассматриваемой ситуации «А», взыскивая стоимость своей вещи с «В», тем самым одобряет неуправомоченное распоряжение последним вещью и утрачивает право собственности на нее, лишаясь, соответственно, и виндикационного притязания к «С» [35]. Аналогичным образом подошел к данной проблеме и ВАС РФ, разрешив ее, однако, только относительно применения последствий недействительности сделок при банкротстве [36].

На основе вышеизложенного автор приходит к следующим выводам. 

Под реституцией принято понимать специальную охранительную меру, направленную на возврат сторон недействительной сделки в первоначальное положение. De lege lata реституция имеет самостоятельный характер, поскольку отграничена законодателем (ст. 1103 ГК) от смежных гражданско-правовых институтов (виндикации и кондикции).

Отечественное законодательство в его судебном истолковании предусматривает только три принципиальных отличия реституции:

• двусторонний характер;
• возможность применения судом по собственной инициативе;
• не имеет значение наличие / отсутствие обогащения на стороне приобретателя.

Эти признаки отличают реституцию от кондикции далеко не в лучшую сторону. Так, двусторонний характер реституции предполагает, что, при истребовании через суд переданную по недействительной сделке вещь, истец требует не собственно передачи этой вещи, а претендует на установление такой тяжеловесной конструкции, как «применение последствий недействительности сделки». Решение суда должно разрешать вопрос об обязанности каждой из сторон недействительной сделки вернуть все полученное по ней. Таким образом, судебное решение будет вынесено одновременно и против ответчика и против истца. В рамках судопроизводства суд разрешит вопрос также об обязанности истца вернуть все полученное по сделке, хотя ответчик, возможно, в этом вообще не был заинтересован, так как не обращался в суд с соответствующим требованием и не заявил встречного иска в том же процессе. Это представляет собой ничем не обоснованное исключение из фундаментального принципа, на котором строится все гражданское право – принципа автономии воли, согласно которому субъекты сами вольны решать, каким образом использовать принадлежащие им права.

То же самое следует сказать о возможности применения реституции судом по собственной инициативе – оно также представляет собой исключение из принципа автономии воли, политико-правовая обоснованность которого весьма сомнительна. Более того, в ряде случаев такое законодательное решение фактически поощряет бездействие публичных органов государства путем переложения их прямых обязанностей по истребованию имущества на суд. 

Тот факт, что для возникновения реституционного обязательства не имеет значения наличие обогащения на стороне приобретателя, в ряде случаев, примеры которых приведены в статье, также приводит к неудовлетворительным политико-правовым результатам.

Как было установлено, первые два недостатка реституции не вытекают из текста закона, а возникли в результате его неверного толкования судами, то есть на самом деле:

1. обязанность каждой из сторон недействительной сделки вернуть все полученное по ней абсолютно автономна по отношению к аналогичной обязанности другой стороны, и употребление законодателем термина «двусторонняя» применительно к реституции не должно вводить в заблуждение;
2. затрагивая своим применением только интересы сторон недействительной сделки, реституция не входит в число тех правовых последствий недействительности сделок, которые суд вправе применить по собственной инициативе (п.4 ст. 167 ГК).

Исходя из этого, первые два недостатка реституции могут быть устранены изданием соответствующего Постановления Пленума ВС РФ. Однако, последнее из посвященных теме настоящей статьи разъяснений высшей судебной инстанции (Постановление Пленума № 25) не показало стремления специалистов-практиков разобраться с указанными проблемами. Более того, данное Постановление в очередной раз закрепило критикуемое нами толкование.

Однако третий недостаток реституции может быть устранен только путем исключения всяких норм о ней из Гражданского кодекса. По нашему мнению из текста закона следует убрать абзац 4 ст. 12, п. 2 ст. 167, ст. 181 и пп. 1 п. 1 ст. 1103 ГК. В этом случае стороны недействительной сделки, передавшие по ней имущество, смогут воспользоваться для его возврата кондикционным требованием. В случае передачи по сделке индивидуально-определенной вещи ее титульным владельцем последнему, помимо кондикции владения, причитается также виндикационное требование, и способ защиты своего права, в данном случае, он сможет выбрать сам.

Кроме этого, считаем, что такое законодательное решение устранит существующие в настоящее время, однако совершенно не оправданные, различия в правовых последствиях недействительных и несостоявшихся сделок.

Практическая реализация представленных предложений, касающихся реституции как основного правового последствия недействительности сделок, несомненно, будет способствовать повышению эффективности гражданского оборота и защиты прав его участников.

1. Федеральный закон от 7 мая 2013 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и ст. 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2013. №19. Ст. 2327; Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2015. № 10. Ст. 1412.

2. См., например: определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 10 марта 2015 г. № 306-ЭС14-929 // СПС КонсультантПлюс.

3. Гражданский кодекс РФ (часть 1) от 30.11.1994 г. № 51-ФЗ // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301; часть 2 от 26.01.1996 г. № 14-ФЗ // СЗ РФ. 1996. № 5. Ст. 410; часть 3 от 26.11.2001 г. № 146-ФЗ // СЗ РФ. 2001. № 49. Ст. 4552; часть 4 от 18.12.2006 г. № 230-ФЗ // СЗ РФ. 2006. № 52. Ст. 5496.

4. См., например: Гражданское право: учебник. Под ред. А.П. Сергеева. М.: Вэлби, 2012. Т.1. С. 494 (автор параграфа - А.П. Сергеев); Гражданское право: учебник. Под ред. Е.А. Суханова. М.: Статут, 2011. С. 384 (автор главы - Е.С. Ем).

5. См., например: Тузов Д.О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007. С. 99-103.

6. Джанаева А.М. Понятие реституции: сравнительно-правовой анализ института в российской и англо-американской системах права: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2015. С. 131; Калмыков Ю.Х. Принцип всемерной охраны социалистической собственности в гражданском праве. Саратов, 1987. С. 51; Комашко М.Н. Реституция как способ защиты права. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2010. С. 20-23.

7. Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2015. № 10. Ст. 1412.

8. См., например: Постановление Президиума ВАС от 11 ноября 2005 г. № 6325/05 // СПС КонсультантПлюс; Постановление Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 5 июля 2011 г. № 15АП-13639/2010-НР по делу № А32-20980/2010-55/411 // СПС КонсультантПлюс.

9. Джанаева А.М. Понятие реституции: сравнительно-правовой анализ института в российской и англо-американской системах права: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2015. С. 131; Скловский К.С. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8. С. 109-110.

10. См., например: Советское гражданское право / Отв. ред. В.А. Рясенцев. М.: Юридическая литература. 1986. С. 211 и сл.

11. См.: определение Судебной коллегии Верховного Суда СССР от 26 ноября 1949 г. по делу № 36/1301 // СПС Гарант.

12. См., например: Постановление ФАС Московского округа от 18 мая 2010 г. по делу А40-23343/09 // СПС КонсультантПлюс; п. 1 информационного письма ВАС РФ от 13 ноября 2008 года № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения» // СПС КонсультантПлюс.

13. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // СПС КонсультантПлюс. (далее - Постановление пленума ВС РФ № 25).

14. Громов А., Егоров А. Практический комментарий к первому и второму блокам изменений в ГК РФ: Самые значимые поправки. М., Актион-медиа, 2014. С. 62.

15. Егоров А.В. Реституция по недействительным сделкам при банкротстве // Вестник ВАС РФ. 2010. № 12. С. 10-14; Скловский К.И. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8. С. 109; Старцева Ю.В. Общие положения недействительности сделок в свете разъяснений Верховного Суда Российской Федерации // Судья. 2015.№ 10.

16. Агарков М.М. Обязательства по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 66.

17. Козяр Н.В. Категория ничтожной сделки в гражданском праве Российской Федерации. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2011. С. 52.

18. Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М.: Статут, 2007. С. 242, 248.

19. Грось А.А. Защита гражданских прав: сравнительный анализ институтов римского частного права и действующего гражданского и гражданского процессуального права // Правоведение. 1999. № 4. С. 101 сл.; Калмыков Ю.Х. Принцип всемерной охраны социалистической собственности в гражданском праве. Саратов, 1987. С. 51.

20. См.: Пункт 1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 13 ноября 2008 г. № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения» // СПС КонсультантПлюс; Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 24 февраля 2014 г. по делу № А32-1564/2013 // СПС КонсультантПлюс; Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 18 августа 2014 г. по делу № А79-5274/2013; из этого исходит и ВС РФ (п. 80 Постановления пленума ВС РФ № 25).

21. Тузов Д.О. Теория недействительности сделок: опыт российского права в контексте европейской правовой традиции. М.: Статут, 2007.

22. Федеральный закон от 21 июля 2005 г. № 109-ФЗ «О внесении изменения в ст. 181 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2005. № 30 (ч. II). Ст. 3120.

23. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 10 марта 2015 года № 306-ЭС14-929 // СПС КонсультантПлюс; это правило настолько понравилось Верховному суду, что в последующем было включено в Пункт 3 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 2 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 26 июня 2015 г.), а также нашло закрепление в п. 83 Постановления Пленума № 25.

24. Пункт 82 Постановления Пленума ВС РФ № 25.

25. См. п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 февраля 2014 г. № 165 «Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными» // СПС КонсультантПлюс.

26. См., например: Тузов Д.О. Реституция при недействительности сделок и защита добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007. С. 123 и сл.

27. Постановление Президиума ВАС РФ от 18 февраля 1997 г. № 3527/96 // СПС КонсультантПлюс; Постановление Президиума ВАС РФ от 26 января 1999 г. № 2800/98 // СПС КонсультантПлюс; Постановление Президиума ВАС РФ от 20 июля 1999 г. № 3203/99 // СПС КонсультантПлюс.

28. Гражданское право: учебник. Под ред. Е.А. Суханова. М.: Статут, 2011. С. 386 (автор главы - В.С. Ем); Скловский К.И. Защита владения, полученного по недействительной сделке // Хозяйство и право. 1998. № 12. С. 35; он же. Некоторые проблемы реституции // Вестник ВАС РФ. 2002. № 8. С. 109.

29. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13 ноября 2008 г. № 126 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения» // СПС КонсультантПлюс.

30. Белов В.А. Гражданское право. Общая часть. М.: Юрайт, 2012. Т. 2. С. 991; Гражданское право: учебник. Под ред. А.П. Сергеева. М.: Вэлби, 2012. Т. 3. С. 84-86 (автор параграфа - Е.А. Крашенинников).

31. Абзац 3 п. 27 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 13, Пленума ВАС РФ № 14 от 8 октября 1998 г. «О практике применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о процентах за пользование чужими денежными средствами» // СПС КонсультантПлюс.

32. См. Козяр Н.В. Категория ничтожной сделки в гражданском праве Российской Федерации. Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2011. С. 181-188; Кушхов Р.А. О соотношении кондикционного требования и требования о возврате исполненного по недействительной сделке // Российское право в Интернете. 2006. № 3; Скловский К.И. Комментарий судебного спора // Хозяйство и право. 2009. № 3. С. 124.

33. Перкунов Е. Неосновательное обогащение - место в Гражданском кодексе и практика Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации // Вестник ВАС РФ. 2004. № 3. С. 112; Тузов Д.О. Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Выпуск первый / Под ред. Б.Л. Хаскельберга, Д.О. Тузова. М., 2004. С. 240. Прим. 1.

34. См. п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 февраля 2014 г. № 165 «Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными» // СПС КонсультантПлюс; также Новак Д.В. В чем ценность владения и при чем здесь кондикция // Вестник гражданского права. 2009. № 3.

35. Подробнее см.: Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Том II. М., 2000. С. 294.

36. См.: п. 16 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 декабря 2010 г. № 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» // СПС КонсультантПлюс.