Вполне справедливо Александр Гумбольдт заметил, что Южная Америка является своеобразным памятником человеческой несправедливости.

Тем, кто обратится к чтению  книги профессора М.С. Колесова, предстоит погрузиться в атмосферу драматичного мира латиноамериканской цивилизации, без понимания культуры и истории которого, невозможно постигнуть чаяния и надежды, мотивы и страсти к революционным переменам народов, населяющих Латинскую Америку. Автор «Записок» весьма мастеровито живописал трагическую историю многомиллионного континента, который уже сотни лет лишен права самостоятельно определять свою судьбу [5].

Латиноамериканцам пришлось пережить 300, а в Центральноамериканской зоне 400 лет испанского рабства. Крестом и мечом Кастилия покоряла Новый свет, вселяя ужас в сердца туземного населения. Ошибочно полагать, что европейцам на своем пути встречались одни только дикость и варварство. Испанцы застали в Америке цветущую империю инков, охватывающую собой территории современных Боливии, Перу и Эквадора, частично Колумбии и Чили. Мексика представляла собой высокоразвитую конфедерацию ацтеков, а в Центральной Америке и на о. Юкатан обитали наследники величайшей цивилизации майя. Испанское вторжение подорвало основы этих цивилизаций.

Испанское владычество описано в книге весьма впечатляюще. Конкистадоры шли в пределы Америки с крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце. Завоеватели не принимали другой культуры ни путем ассимиляции, ни путем своей интеграции в нее. Они не допускали возможности отождествления самих себя с коренными народами и стремились исключительно к безусловному диктату и навязыванию своей собственной сущности.

Начальный этап колонизации сводится к политическому покорению и насильственной христианизации. Этот процесс в своей основе имел убеждение в превосходстве Испании над туземным населением. Дальше –  больше. Перед читателем открывается потрясающая воображение картина человеческих страданий. Самыми тяжелыми последствиями для местного населения стали открытия рудников. По меткому выражению, приводимому в книге, «индейцы стали топливом колониальной производственной системы». Трудно отделаться от мысли, что для индейцев их собственное богатство стало чем-то вроде проклятия. Это подлинная трагедия всей Латинской Америки. Согласно демографическим данным количество американских индейцев за первые 150 лет владычества конкистадоров сократилось с 60-90 млн человек до 3,5.

Латинская Америка этого периода являлась сплошным рудником. Сердцем этого рудника был Панаси, где испанцы обнаружили чистое серебро. Этот рудник был полностью истощен, а Боливия — где он был расположен — сейчас самая бедная страна на континенте. Затем были открыты и опустошены серебряные рудники в Мексике. Только один из них давал в 30 раз больше серебра, чем самый крупный рудник в Европе. За 50 лет испанцы вывезли 185 тыс. килограмм золота и 16 млн килограмм серебра (без учета контрабанды). Серебро, вывезенное из Америки в Испанию за полтора века, в три раза превосходило все европейские запасы этого металла и стимулировало экономическое развитие Европы. На протяжении только лишь XVIII в. добыча вожделенного металла в Бразилии превзошла общий объем золота, который Испания добыла в своих колониях за два предшествующих века. Согласно британским источникам, поступления бразильского золота в Лондон в отдельные периоды составляли до 50 тыс. фунтов в неделю. Так закладывались основы британского могущества.

Как здесь не вспомнить К.Маркса, который в «Капитале» отмечал, что открытие золотых и серебреных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках – эти главные моменты первоначального накопления,  –  являлись «утренней зарей» эры капитализма.

Принципиально важно отметить, что грабеж Латинской Америки – дело рук не только и не столько прямых грабителей – Испании и Португалии. Автор  виртуозно обыгрывает этот момент и обращает внимание на то, что «дойная корова принадлежала испанцам, но молоко ее доставалось другим». Подлинную выгоду из американских богатств извлекли другие страны Европы. Так, Испания контролировала лишь 5% торговли со своими американскими колониями, 25% принадлежало французам, 20% –  женевцам, по 10% – англичанам и немцам. Европейский капитализм формировался в значительной мере за счет ограбления коренного населения Америки. Европа нуждалась в золоте и серебре. Количество денег в обращении беспрерывно умножалось, тем самым, поддерживая жизнь восходящего капитализма. Неверным было бы считать, что в деле ограбления Латинской Америки давно поставлена жирная точка. Во все времена богатейшие центры капитализма не могли бы существовать без бедных закабаленных окраин: те и другие образуют единую систему.

Отделение от Испании, не привело к обретению подлинного суверенитета на Латиноамериканском континенте: время  рыцарей миновало; настало время экономистов и счетоводов. В условиях свободной торговли в Латинской Америке развитие получили только те отрасли, которые были ориентированы на экспорт. Такое положение сложилось на века: экономические и политические интересы владельцев рудников и латифундистов никогда не совпадали с общими потребностями экономического развития их стран, а торговцев интересовала в Европе лишь возможность продать ценные металлы и пищевые продукты, чтобы купить изделия заграничных мануфактур.

С открытием колоссальных запасов нефти в Венесуэле, последняя превращается в огромный нефтеприиск. Начинается эра Североамериканского господства. Согласно геополитической концепции США, Латинская Америка является всего-навсего их естественным придатком. Как утверждал один из президентов США, страной владеет и над ней господствует тот капитал, который в нее вложен.

Богатства недр Латинской Америки необходимы экономике США как воздух легким. Постоянно растущая зависимость США от снабжения из-за границы определяла, в свою очередь, растущую заинтересованность североамериканских бизнесменов в Латинской Америке, делала связи с ней составной частью системы национальной безопасности Соединенных Штатов.

Между тем возможности обеспечить дальнейшее экономическое развитие США за счет собственных недр слабели изо дня в день. Нефть вместе с природным газом является главным топливом, движущим современным миром. Никакой другой магнит не притягивает к себе с такой силой инвестиции, как «черное золото», и нет на свете более выгодного помещения капиталов.

Латинскую Америку называют «регионом со вскрытыми венами». С момента покорения континента и до наших дней все здесь превращалось в европейский, а позже — в североамериканский капитал. Этот капитал накапливался и продолжает накапливаться в далеких от Латинской Америки центрах власти. Богатство этой земли всегда порождало здесь нищету, обеспечивая процветание других стран. Если в начале ХХ в. на долю североамериканского капитала приходилось не менее одной пятой прямых иностранных капиталовложений в Латинской Америке, то в 1970 г. та доля была равна примерно трем четвертям. Нищенская заработная плата в Латинской Америке помогает поддерживать высокие доходы в США и Европе. За десять с небольшим часов работы североамериканский рабочий получает столько, сколько столичный житель Бразилии за месяц. Зарплату выше той, которую получает бразильский рабочий за восьмичасовой рабочий день, англичанин и немец получают за работу меньше получаса. На международных рынках, где страна предлагает свое сырье, низкий уровень зарплаты в Латинской Америке переводится на язык низких цен, чтобы обогатить покупателя сырья. Главным продуктом экспорта Латинской Америки по-прежнему остаются ее дешевые рабочие руки. Заработки африканские –  цены европейские.

Получив необходимые представления о жизни латиноамериканцев, читателю не трудно составить себе мнение, что так жить нельзя, такую жизнь нужно исправлять. Таким образом, мы подходим к сути нашего разговора, к размышлениям и суждениям об исторических судьбах латиноамериканской революции.

***

Тема революции безбрежна и бездонна. Чтобы не утонуть в ней, сосредоточимся на двух вариантах ее восприятия. Попытаемся взглянуть на революцию в латиноамериканском исполнении вначале как бы изнутри. Поставим себя на место кубинца, никарагуанца, аргентинца, венесуэльца и тогда наше мировоззрение в большей степени будет опираться на мироощущение, нежели на миропонимание. Чувства и эмоции, жажда справедливости захлестнут нас и назовут цену вопроса: «СВОБОДА или смерть». Третьего не дано. В «Записках…» едва ли не каждая страница «дышит» революцией, ее энергией, ее мобильностью, ее благородными целями и романтическими представлениями о результатах. Воздадим должное оценке революции душой и сердцем, но предупредим читателя и о другом варианте оценки революции с помощью таких механизмов, как разум, трезвый расчет и прагматизм (взгляд со стороны). Но об этом несколько позже, а пока всецело сконцентрируемся на Латиноамериканской Идее Революции.

Исходной категорией в системе революционных понятий латиноамериканского освободительного движения является категория СПРАВЕДЛИВОСТИ. Установленные на протяжении веков правила игры, система бесправия, эксплуатации и национального унижения европейцами и североамериканцами с полным основанием воспринимается народами Латинской Америки как вопиющая несправедливость, с которой нельзя мириться. Латиноамериканцы черпают свои социальные идеалы не из книг, а из повседневной жизни, которая миллионами примеров подводит к мысли, что существующий специальный порядок несправедлив. Поскольку тех, кто этот порядок установил, он вполне устраивает, то справедливость может быть устранена только силой, вооруженной борьбой, революцией. Таким образом, ни кто иной, как конкистадоры и янки внедрили в национальную психологию латиноамериканцев «ген» революции, революционизировали общественное сознание. В ходе судебного процесса над Фиделем Кастро, последний напомнил своим обвинителям слова великих европейских просветителей о том, что единственное средство против силы, не пользующейся поддержкой народа  —  противопоставить ей силу (Джон Локк), а также то, что народ, сбросивший с себя ярмо, возвращает «себе свободу по тому же праву, по которому она была отнята (Жак-Жак Руссо).

В поисках справедливости революционная идея движется вперед к таким проблемам, как характер революции и ее стратегические цели. Народ хочет чего-то большего, чем простая смена власти. Любая страна жаждет радикальных перемен во всех областях государственной и общественной жизни. Народу необходимо дать нечто большее, чем абстрактная свобода и демократия, нужно предоставить каждому человеку возможность достойного существования.

Континентальный опыт (прежде всего, никарагуанский и кубинский) позволяет утверждать, что латиноамериканской революции свойственен антиимпериалистический и одновременно антиолигархический характер, поскольку практически повсеместно очевиден союз между империализмом и олигархией, который, в свою очередь, направлен против народа.

Основополагающим противоречием для латиноамериканцев на сегодня является противоречие «империализм-нация». Отсюда важность национального освобождения как первоочередной задачи. Поскольку вооруженный народ  –  непосредственный участник революционный борьбы, неминуемо возникает и вопрос о социализме. Социализм в Латинской Америке может быть только националистическим и, наоборот, национализм должен быть социально ориентированным.

Еще одной важной составляющей в характере Латиноамериканской революции является аграрный вопрос. Революционные программы, как правило, содержат положения о передаче земли в собственность тем, кто ее обрабатывает, наряду с орудиями обработки.

Достойно уважения то, как прописаны в книге М.С. Колесова те страницы, на которых идет речь о том, каким образом возможна революция, и каковы формы ее развития? Здесь подобраны наиболее впечатляющие рассуждения Эрнесто Че Гевары из книги «Партизанская война». Согласно Че, опыт кубинской революции в форме партизанской войны – есть далеко не уникальное явление. Напротив, из этого опыта можно извлечь, как минимум, три урока, которые носят континентальный характер. Прежде всего, опытно подтвержден тезис, что вооруженный народ может победить в войне против регулярной армии; дальше –  революцию следует не ждать, а приближать; и, наконец, в слаборазвитых странах партизанскую войну, главным образом, следует вести в сельской местности.

Читатель найдет для себя немало интересного и познавательного в отношении сущности партизанской войны, ее стратегии и тактики, различных деталей подробностей партизанской жизни.

Революционное мировоззрение латиноамериканцев сильно идеализировано и бесконечно романтизировано. Еще отец латиноамериканских революционеров Симон Боливар, мечтая о грядущем, не видел «Родину» на троне Свободы со скипетром Справедливости, увенчанную Славой и представляющую «старому миру величие нового». Аргентинский президент Д. Сармьенто (2-я половина XIX в.), усматривая в США образец для подражания, призывал, «догнать» Соединенные Штаты, стать «единой Америкой», «подобно тому, как море едино с океаном». Пламенный никарагуанский революционер Аугусто Сандино вещал в то, чтоесли обстоятельства против нас, мы будем против обстоятельств, если Бог против нас, мы будем против Бога».

Революционер, согласно латиноамериканской традиции, должен быть беззаветно преданным делу революции, готовым умереть за свободу не задумываясь, в своем сердце он должен иметь непоколебимую уверенность в торжестве святого дела, которому посвящена вся жизнь.

В книге М.С. Колесова особо обращается внимание на субъективные факторы революции. Быть революционером – значит не дожидаться благоприятных условий для свершения революции (когда объективные предпосылки ее налицо); его задача создавать условия, благоприятствующие революции. Общий национальный кризис «не падает с неба», его нужно готовить, ускорять. Че  Гевара вообще не признавал «недозрелой» ситуации, а исходил из того, что либо начинать немедленно, либо ситуация дойдет до того, что «перезреет». Ему казалось, что промедление в революционном выступлении приведет к реформистской альтернативе. Нужно действовать быстро, чего бы это ни стоило, иначе в Латинской Америке установится относительная стабильность «зависимого капитализма».

Революционная романтика поддерживает свой высокий градус во многом благодаря молодости революционеров. Так, Че Гевара считал, что предельный возраст для революционера – 40 лет, а наилучший – 20-25. Молодежь есть топливо революции. Может быть, главный порок молодости заключается в том, что она не боится разрушать. Молодые люди, зачастую, согласны рисковать своей собственной жизнью, а уж чужой не дорожат и подавно.

Вместе с тем, было бы преувеличением полагать, что трезвые взгляды и рациональные подходы напрочь отсутствуют в латиноамериканском революционном движении. Симон Боливар, мудрый Боливар предупреждал о том, что мало уметь сказать «нет» тирании, нужно уметь обращаться со свободой.  Если «испорченный народ» добьется свободы, он очень скоро опять ее потеряет, ибо напрасны старания убедить его в том, что «господство законов гораздо сильнее, чем господство тиранов».

Возвращаясь к идеализму и романтизму, думается уместно вспомнить поговорку, что пессимистом является ни кто иной, как разочаровавшийся интеллигент. Чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться! В Латиноамериканском революционном опыте немало примеров глубокого разочарования, отчаяния и безысходности, как результат крушения великих надежд. В концентрированном виде эту проблему сформулировал все тот же Симон Боливар накануне своей смерти. Он написал о том, что, пожертвовав собственным здоровьем и благополучием для того, чтобы завоевать свободу и счастье для своей родины, и  сделав для нее все, что мог, он не добился цели.

***

Всякая революция немыслима без своих вдохновителей и организаторов, латиноамериканская –  не исключение. Революцию нельзя понять глубоко и всесторонне, не предполагая рассмотрения такой темы, как революционные вожди.

Компетентность и профессионализм профессора М.С. Колесова обнаруживается, помимо прочего, и в том, что он предоставил читателю громадный материал по данному предмету.

Для подлинных лидеров личная судьба перестает быть судьбой обычного человека, она приобретает метафизический, сакральный смысл. Такие люди перестают чувствовать себя обычными людьми, они начинают осознавать себя историческими личностями и ощущать свое мессианское предназначение. Фидель Кастро был готов признать любой приговор суда, заявив судебному заседанию, что это не имеет никакого значения. Для Фиделя было важно то, что в решающий момент его жизни на его стороне была историческая правда («История меня оправдает»).

Революционный вождь зачастую имеет дело не только с простым народом, но и с людьми, характеризующимися отвагой, мужеством и смелостью. Следовательно, произвести на них впечатление, обрести авторитет можно при том условии, чтобы как минимум не выглядеть в их глазах менее отважным, мужественным и смелым. Далеко не все кубинские предводители повстанцев были знакомы с изречением Дантона: «Смелость, смелость и еще раз смелость», но они руководствовались этим принципом, приняв его на вооружение самостоятельно.

Значительную плеяду латиноамериканских революционных вождей, таких как С.Боливар, А.Сандино, Ф.Кастро, Э.Че Гевара, К.Сьенфуэгос, О.Торрихос, У. Чавес и многих других объединяют такие выдающиеся качества как развитое чувство справедливости, обостренное понимание долга, высокий интеллект, искренность намерений и, безусловно, повышенное честолюбие.

В повседневной жизни тщеславие рассматривается как нравственный порок и недостаток воспитания, но для политического лидера и предводителя восстания это одно из наиболее ценных качеств. Сармьенто считал, что честолюбие лежит в основе характера почти каждого крупного исторического деятеля; эгоизм – это та пружина, движущая сила, которая приводит в действие все великие деяния. Пусть не смущают читателя эти слова: исторических деятелей надобно судить историческими мерками, а не так, как судят обычных людей, на том простом основании, что обычный человек занят, прежде всего, личными проблемами, а политический деятель вовлечен в круг проблем, носящих общий характер.

Революционный вождь — есть образец понимания долга. По словам Хосе Марти, «настоящий человек» не ищет, где лучше живется, — он ищет, «где его долг». Нужно уметь проводить различие между безответственными мечтателями и проницательными первопроходцами, которых не устраивает то, что есть, и которые стремятся к тому, как должно быть. Замечательно сформулировал свое понимание долга Фидель Кастро. Тот, кто заглянул в самые «глубины вселенной» и увидел «бурлящие народы, сгорающие и истекающие кровью в мастерской веков», — тот знает, что будущее — и тут не может быть исключений     —  на стороне тех, кто знает свой долг.

В революционное движение вливаются различные потоки недовольных существующим положением дел. Мотивы недовольства могут быть самыми различными, от мелких обид до драматических и, даже, трагических обстоятельств. Но в этом кипящем котле человеческого горя и возмущения есть нечто такое, что всеми ощущается одинаково, что всех скрепляет как цемент — это торжество справедливости. В порядке уточнения заметим, что индивидуально справедливость, конечно, понимается специфически, но, и все же, это наиболее доступное собирательное название, способное объединить воедино всех недовольных, словно начал действовать закон политической гравитации. Отсюда следует, что вождями становятся только те личности, для которых понятие справедливости не пустой звук, и, что еще важнее, умеющие пользоваться понятием справедливости, как инструментом воздействия на народные массы. Не случайно Че Гевара в своем завещании советовал своим детям быть всегда способными самим глубоким образом чувствовать любую несправедливость, совершаемую, где бы то ни было в мире – это «самая прекрасная черта революционера».

Для вождя немаловажно оставаться в глазах сторонников честным, искренним, правдивым человеком. Как никто это понимал Фидель Кастро, который отмечал, что «говорить правду – первейший долг каждого революционера». Обманывать народ, пробуждая в нем иллюзии, всегда чревато наихудшими последствиями. Народ надо «настораживать» против излишнего оптимизма.

Революция – есть порыв, высокие устремления, всплеск благородного негодования и т.д., что в совокупности означает эмоционально-чувственное отношение к действительности. Но, каким бы чувствительным и темпераментным не был латиноамериканец, у него тоже есть голова, он, как и все люди, способен к адекватному рациональному анализу революционного процесса. В этой связи интеллектуальный дар вождя имеет непреходящее значение. Не ставя под сомнение интеллектуальные способности Фиделя, Че, Сальвадора Альенде, на меня, исходя из приведенных в книге материалов, наибольшее впечатление произвели умственные способности Аугусто Сандино и Омара Торрихоса.

Фигура вождя в системе революционной идеологии и практики представляется центральной. Она цементирует организацию, здесь сходятся все нити напряженной работы – интеллектуальной, политической, военной. Огромная вера в вождя питает революцию, не дает ей угаснуть. Латиноамериканцы есть взрослые дети, они не склонны скрывать своих чувств, они нуждаются и в любви, и в ненависти. Они искренне ненавидят своих врагов, они искренне обожают своих вождей.

***

Попытаемся заглянуть в истоки процесса, именуемого революцией. Теперь уже не глазами латиноамериканца (изнутри), а предпримем попытку посмотреть на него как бы со стороны, т.е. менее эмоционально, и более взвешенно. Очевидно, ему должно предшествовать некое общественное состояние неудовольствия существующим положением вещей. Недовольство означает, что в обществе что-то не так. Однако, недовольство недовольством, а революция – это нечто совершенно иное. Люди могут испытывать недовольство в отношении того или иного аспекта – крестьяне в отношении цен на сельскохозяйственную продукцию, рабочие – в связи с низкой зарплатой или ввиду безработицы, интеллигенция – по поводу недостатка свободы, бизнесмены – в отношении коррупции и т.д. Однако, если не существует определенной организации, способной сфокусировать их недовольство, то, скорее всего оно ни к чему не приведет. Беспорядки и волнения сами по себе не влекут к падению режима; для того, чтобы это произошло, абсолютно необходима организационная работа. В отсутствии организационных альтернатив сопротивление чаще всего выражается в форме апатии и безразличия. Недовольство может привести к насилию –  уличным беспорядкам и забастовкам – однако без организации до революции дело не дойдет. Как же возникают такие организации? Кто их создает? Здесь нам не обойтись без выяснения роли такого структурного элемента общества как интеллигенция.

Интеллигенты практически везде выражают недовольство существующим положением вещей. Бытует расхожее мнение, что интеллигенция имеет призвание быть оппозицией к существующей власти. Быть интеллигентом и быть приверженцем власти — признак дурного тона. Это объясняется тем, что представители интеллигенции имеют хорошее образование, знакомы с широким спектром социальных теорий, многие из которых носят утопический характер. Университетская профессура, журналисты, юристы, деятели культуры и искусства и другие, кто имеет дело с идеями, зачастую испытывают профессиональный интерес к критике системы. Если бы все представлялись в полном порядке, тогда бы не о чем было говорить или писать. Интеллигенты, как правило, не бедные люди, однако редко бывают богачами. Отсюда – они склонны без симпатии относиться к тем, кто лучше обеспечен материально, но не столь умен как они — к бизнесменам и правительственным чиновникам.

Подобные факторы предрасполагают некоторых интеллигентов – но ни в коей мере не всех и даже не большинство из них – к развитию в себе того, что можно было бы назвать «революционной верой» в то, что имеющаяся общественная система может быть заменена чем-то гораздо лучшим и совершенным. На наш взгляд, революции начинаются, прежде всего, с такого «горения в умах людей». Простой народ, простые рабочие и крестьяне редко проявляют интерес к абстрактным идеологиям интеллигентов; они стремятся лишь к улучшению своего материального положения. Однако именно идеалистические убеждения интеллигенции представляют революционным движениям тот цемент, который скрепляет их вместе, те цели, на которые они направлены, а также прослойку их руководителей.

Интересно отметить, что у истоков и у руководства большинства революционных движений ХХ в. стояли образованные люди. Ленин, сын провинциального работника просвещения, получил блестящее и разностороннее образование. Мао Цзэдун активно участвовал в создании Китайской коммунистической партии, будучи библиотекарем в Пекинском университете. Фидель Кастро имел юридическое образование, а его легендарный соратник Эрнесто Че Гевара – диплом врача. Лидер движения «Сияющий путь» в Перу был университетским профессором. Руководители антишахской революции в Иране были выпускниками либо религиозных, либо светских высших учебных заведений.

Те, кто принадлежит к моему поколению, теорию революции изучали по Ленину. В целом в прежнем моем мировоззрении Ленин представал как непревзойденный классик революции, ее теоретик и практик.

Много позже я познакомился с небольшой книжкой, опубликованной в 1938 г. и ставшей впоследствии классическим трудом под названием «Анатомия революции». Ее автор, историк из Гарвардского университета, Крейн Бринтон, существенно повлиял на мои познания в революционной теории. Он в противовес Ленину развил теорию о том, что все революции проходят через похожие стадии, подобно тому, как человеческий организм проходит через определенные стадии болезни. В Английской революции 1640-х годов, Американской революции 1776 г., французской революции 1789 г. и в России в 1917 г. Бринтон выявил следующие общие черты:

– РАСПАД СТАРОГО РЕЖИМА (пролог). Система управления приходит в расстройство, происходит рост налогов. Народ больше не верит в свое правительство; более того, само правительство теряет веру в себя. Интеллигенция утрачивает лояльность режиму и выражает преданность новой идеализированной системе. При этом состояние экономики, как правило, находится в пределах нормы, а то и на подъеме, однако это как раз и вызывает недовольство и зависть.

– ПЕРВЫЙ ЭТАП РЕВОЛЮЦИИ. Образуются многочисленные комитеты и движения, ячейки и тайные общества, имеющие целью свержение старого режима. Население отказывается платить налоги. Возникает политический тупик, из которого нет выхода, поскольку противостояние зашло слишком далеко. И когда власть решается прибегнуть к силовому сценарию, этот шаг приводит к обратным результатам, так как силовые структуры отказываются подчиняться, а гнев населения возрастает. Первоначальный захват власти не составляет труда, так как старый режим почти сам отстранился от дел. Народ торжествует свою победу.

– ПРИХОД К ВЛАСТИ ЭКСТРЕМИСТОВ. Экстремисты, которые не знают жалости, лучше организованы, чем умеренные силы и которые точно знают, чего они хотят, вытесняют умеренных и доводят революцию до безумного апогея. Ниспровергается все старое. От населения требуется следовать канонам нового, идеалистического общества, которое пытаются создать экстремисты. Тех, кто с этим не согласен уничтожают в разгуле террора. Беспощадно казнят даже революционных соратников, которые якобы свернули с революционного пути: «революция пожирает своих детей». Налицо все симптомы того, что общество близко к безумию, которое Бринтон сравнил с лихорадкой во время болезни.

– «ТЕРМИДОР», КОНЕЦ РАЗГУЛА ТЕРРОРА. В конце концов, общество уже не в силах терпеть дальнейший разгул напряженности. Население приходит к мысли о том, что неплохо было бы и успокоиться, снова наладить экономику и обрести достаточный уровень личной безопасности и благоденствия. Людям надоела революция. Даже экстремисты от нее устали. Затем наступает «термидор»  – так назывался месяц во французском революционном календаре, когда лидер экстремистов Робеспьер, сам был гильотирован – этот период Бринтон сравнивает с выздоровлением от лихорадки. Зачастую какой-нибудь диктатор, который, в конечном счете, мало, чем отличается от тиранов прежнего режима, берется за восстановление порядка, и большинство населения ничего не имеет против.

– ПОСТРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД (эпилог). Самая проблема революций, по мнению Бринтона, заключается не в том, что они чересчур меняют положение вещей, а в том, что в конечном итоге они практически ничего не меняют. Революции демонстрируют постоянную тенденцию в свержении одной формы тирании лишь для того, чтобы заменить ее другой. Не прошло десяти лет после свержения французских королей, как на их место пришел Наполеон, который провозгласил себя императором и установил в стране столь последовательный полицейский режим, о котором королям не приходилось даже мечтать. На смену ограниченного деспотизма русских царей пришел абсолютный режим Сталина. Таких широких политических свобод и такого быстрого экономического роста, какой отмечался на рубеже ХІХ – ХХ вв. при «неэффективной» царской системе, России не суждено было испытать во всю эпоху «социализма».

Что же дают революции? Здесь опять будет уместно обратиться к Симону Боливару, который заявил от отчаяния: тот, кто вершит революцию, вспахивает океан. Иными словами, революции, как правило, не достигают поставленных целей.

Тогда вполне резонно можно задать вопрос: если множество революций не достигли желаемого подъема в обществе, а, напротив, как считал, например русский мыслитель Иван Ильин, отбрасывают общество назад в варварство, разрывая преемственность поколений, то не следует ли из этого, что правильнее было бы отказаться от революции, как средства общественного преобразования? Ведь мы имеем живой пример ревизии результатов самой грандиозной революции в истории человечества – Великой Октябрьской социалистической революции в России. Революции, которой были отданы здоровье, силы и сама жизнь десятков миллионов людей. Революции, которая в сознании сотен миллионов людей на планете воспринималась как святыня, которой следует поклоняться и воспринимать как образец для подражания. Революции, которая считалась самым значительным событием ХХ в. Сегодня Октябрьская революция в лучшем случае квалифицируется как национальная трагедия, а в худшем, является предметом насмешек, злопыхательства и откровенных издевательств.

Менее драматична судьба Китайской революции. По-прежнему у власти в КНР находится Коммунистическая партия. Но, едва ли, кто осмелиться оспаривать тот факт, что некогда революционный коммунистический Китай неуклонно и последовательно осуществляет дрейф в сторону такой общественно-экономической системы, которая, по мысли Мао Цзэдуна, нуждается в революционном переустройстве.

Но, не все так просто. Дело в том, что революция – это кризис, включающий в себя ряд этапов, стадий, фаз. И каждый отдельный эпизод, момент, фрагмент революции в известной степени самодостаточен. «Времена не выбирают, в них живут и умирают» — гласит кем-то изреченная мудрость. Революция – есть многогранный феномен, в котором сочетается случайное и необходимое, стихийное и управляемое, парадоксальное и разумное, позорное и триумфальное, бездарное и гениальное. Так как человек  есть существо далекое от совершенства, так и дело рук его не всегда безупречно. Человек не может прожить жизнь, не ошибаясь. Великие тоже совершают ошибки. Одним словом, в далеком от совершенства мире, полном противоречий, зла и несправедливости, едва ли, когда откажутся от силы в обуздании тиранов, а значит, в нем всегда останется место и для того, что люди прозвали революцией.

***

Обобщая свои размышления, ряд работ по данной теме [1-4, 6-8], я считаю оправданным привести следующие аргументы в пользу латиноамериканского революционного движения на сегодняшний день:

― Использование либерально-демократической модели политического развития в незападной социокультурной среде – неэффективны, даже если на первом этапе получены некоторые положительные результаты.

― Политические системы тех незападных стран, где реализована либерально-демократическая модель модернизации, как правило, не в состоянии обеспечить эффективное и легитимное распределение национальных ресурсов.

― Причиной неэффективности таких систем является то, что соответствующие страны служат источником ресурсов для внешних политических систем.

― Неэффективные системы обречены существовать в режиме катастрофы. Их неустойчивость объясняется тем, что не существует легальных способов политического участия, использование которых привело бы к реализации базовых потребностей большинства населения.

― Политические элиты в неустойчивых системах фактически представляют интересы не основной части населения, а внешнеполитических субъектов. При этом такие субъекты являются институтами концептуальной власти, а указанные элиты – менеджерами, реализующими интересы внешних субъектов. Слабое государство вынуждено опираться на грубое насилие.

― Интересы выживания аборигенного населения объективно требуют изменения политического курса вправо (усиления государства), а экономической линии влево (учет принципа социальной справедливости при распределении ресурсов). Изменение конфигурации компонентов политической системы в указанном направлении может обеспечить только личность, не связанная с реализацией ранее устоявшихся интересов.

― Изменение качественной определенности политической системы происходит, как правило, в результате прямого революционного участия обретшего чувство собственного достоинства народа.

1. Галеано Э. Вскрытые вены Латинской Америки [Текст] / Э. Галеано, пер. с исп. - М.: Прогресс, 1986. - 400 с.

2. Григулевич И.Р. Эрнесто Че Гевара и революционный процесс в Латинской Америке [Текст] / М.Р. Григулевич. - М.: Наука, 1984. - 302 с.

3. Идейное наследие Сандино Сборник документов и материалов [Текст] / под ред. И.Р. Григулевича и др.; перевод с испан. - М.: Прогресс, 1985. - 360 с.

4. Кастро Фидель - История меня оправдает [Текст] / Фидель Кастро, пер. с испан. - Гавана, «Сиенсиас социалес», Кубинский институт книги, 1975. - 215 с.

5. Колесов М.С. Режи Дебре и Латиноамериканская революция XX века [Текст] / М.С. Колесов. - М.: ИНФРА М, 2017.

6. Леонов Н.С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки [Текст] / Н.С. Леонов - М.: Мысль, 1979. - 328 с.

7. Сармьенто Д.Ф. Цивилизация и варварство. Жизнеописание Хуана Факундо Кироги, а также физический облик, обычаи и нравы Аргентинской республики [Текст] / Д.Ф. Сармьенто; пер. с испан. - М.: Наука, 1988. - 272 с.

8. Уоддис Д. «Новые» теории революции [Текст] / Д. Уоддис; пер. с англ. - М., Прогресс, 1975. - 521 с.