Введение

Ближайшие двадцать лет произойдет смена политических поколений. Соответствует ли политическая повестка (система ценностей, целей, норм и правил), сформулированная действующими элитами, в составе которой люди, в своем большинстве получившие социализацию в условиях советского опыта, ценностям, интересам и притязаниям более молодых россиян? В основе исследования – идея, высказанная В. Радаевым о существовании «разлома» между последним советским поколением, поколением «бумеров» или «застоя» (периоды рождения с 1947 по 1967 г. и, соответственно, юношеской социализации 1964−1984 гг.) и миллениалами (1981−2000 гг. рождения и 2000−2016 гг. взросления). По его мнению, исторические сдвиги, прошедшие в стране, привели к значимым изменениям. «Но возможны и качественные разломы, когда отношения между смежными поколениями выходят за рамки традиционного конфликта отцов и детей. Конфликт все-таки предполагает наличие содержательной коммуникации (пусть и протекающей в форме столкновений). Разлом же возникает при разрушении коммуникации, при котором артикулированный конфликт может отсутствовать: сторонам просто не о чем разговаривать, предмет для конфликта отсутствует, но и взаимопонимания тоже нет. В этом случае речь идет не просто о серьезных изменениях восприятия и поведенческих практик, но о переходе поколений в ситуацию своего рода параллельного сосуществования» [12, с.28].

Так это или нет? Как и чем отличаются идеалы, нормы и практики политического взаимодействия тех, кто получил советский опыт политической социализации от тех, у кого он отсутствует? Можно ли уверенно утверждать, что новое «цифровое» поколение «детей» обладает совсем иной политической идентичностью, чем поколение родителей? Дизайн нашего исследования задан теоретическими конструктами, сформулированными в рамках традиции выделения и описания динамики поколений (прежде всего, К. Мангейма, У. Штрауса, Н. Хоува, В. Радаева, Ю. Левады и др.), теории формирования идентичности через ритуальное взаимодействие (Р. Коллинз, Н. Розов, А. Черных и др.) и введенного нами, на основе предложенного Ч. Тилли концепта «мобилизация», «мобилизационная повестка».

Цель исследования – на основе сравнения интернет-данных проверить гипотезу о существовании «разлома», выраженного в отсутствии общей мобилизационной повестки в поколениях «бумеров» и «миллениалов». Какие политические проблемы считают актуальными представители этих поколений, какие цели и ценности они отстаивают, какие средства предлагают для их решения? В чем сходство и различия мобилизационных повесток поколений между собой? Для проверки гипотезы мы выбрали кейс «23 января», в основе которого призыв лидера несистемной оппозиции А. Навального выходить на улицы. Через какое-то время в Фейсбуке появился анонс события под лозунгом «Свободу Навальному», подхваченный региональными штабами[1]. Итоги митинга, число вышедших и задержанных по различным городам России также хорошо известны, что дает нам возможность сравнить мобилизационные повестки властных (провластных) групп и оппозиции, отследить ход дискуссии и сопоставить эти результаты с реальным поведением[2].

Обзор научной литературы по проблеме поколений

Приоритет введения в социологию понятия «поколение» принадлежит К. Мангейму. Он определил его как возрастную когорту, представители которой придают одинаковое значение своему «местоположению» в историческом процессе, что уравнивает ее с категорией социального класса, и делал акцент на совместно пережитом историческом опыте и разделяемых общих ценностях [9, с. 40–41]. Особую популярность теория поколений получила с публикаций в 90-е годы работ американских исследователей В. Штрауса и Н. Хоува [21]. Именно их подход вызвал энтузиазм практиков рекламы, менеджмента и маркетинга и закономерный скепсис историков и социологов. Не касаясь перипетий этой дискуссии, так как она требует отдельной и обширной работы, выходящей далеко за рамки нашего исследования, отметим, что, несмотря на обоснованную критику (описательный характер и невозможность эмпирической проверки через построение фальсифицированных гипотез), ее общие положения и перспективы практического использования по-прежнему привлекают внимание специалистов. В целом, сторонники поколенческого подхода выделяют три критерия границ поколения: возрастные рамки, единые верования, ощущение причастности к своей возрастной когорте. Значимой признана идея смены циклов поколений: полный оборот занимает около 80 лет и отмечен сменой кризиса, в момент которого формируются ценности консенсуса, влияния институтов, идеалов самопожертвования и подъема, где главным становится этика самореализации и индивидуализм, что выражается в требованиях смены ригидных норм. На основе анализа американской истории авторы выделили четыре основных архетипа: «художники» (молчаливое поколение), «пророки» (высоко ставят мораль и общественное служение), «беби-бумеры», 1943−1963 г.р., «странники» (прагматичное «поколение Х», 1964−1982 г.р.), «герои» (миллениалы − строители новых институтов, 1983−2003 г.р.).

В современных российских работах присутствуют минимум три типа установок и поколенческих моделей поведения со своими специфическими особенностями.

«Шестидесятники». Те, чья юность приходилась на годы политической «оттепели». Главным здесь, по мнению В. Воронкова, была возможность выбора жизненных перспектив вследствие смягчения репрессий, увеличения степени открытости общества, появления физического пространства приватности. Поиск своего пути стимулировал их на активную интеллектуальную работу, которая за редким исключением не была открытым вызовом государству и идеологии, но впоследствии именно это поколение сыграло решающую роль в революционных преобразованиях, не воспользовавшись их плодами [4, с.196].

«Семидесятники». Те, чья молодость пришлась на «застой» с его формальной ритуальной политизированностью, отказом от какой-либо внутриэлитной конкуренции и расширением специфических коррупционных практик управления (блат). Например, А. Юрчак [19], Д. Травин [16] отмечают смену доминирующих установок. Поколение, рожденное с середины 50-х годов, ценит ритуалы правильного оформления комсомольской отчетности и формулирует установки «делать дело и деньги», тихо игнорируя идеи всеобщего блага и коммунизма.

И, наконец, небольшое по объему поколение «лишних людей», выделенное М. Анипкиным, 1971−1973 г.р. с их ведущей чертой – ресентиментом, отсутствием перспектив жизненного роста, двойственной советско-российской идентичностью, где советское имеет позитивные коннотации и связано с личной сферой, а российская составляющая относится к формально-государственным отношениям и политической пассивностью [1].

Как уже было сказано, мы берем за основу границы и классификацию, сформулированную В. Радаевым. Выдвинутая им гипотеза социального перелома обосновывает формирование и распространение новых практик поведения по сравнению с предыдущими поколениями. В качестве эмпирической базы им были использованы данные российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ и сделан вывод о ряде параметров, существенно отличающих молодое поколение от предшествующих: позднее вступление во взрослую жизнь, что включает отделение от родителей, финансовую самостоятельность, брак и рождение детей, активность в использовании всех возможностей цифрового мира (от постоянного общения до ведения дел и работы), декларация более высокой толерантности в отношении сексуального разнообразия. «Число носителей этого архетипа, имеющих опыт советской сознательной жизни, сокращается. А приходящие на смену поколения, за кого бы они ни голосовали, во многом оказываются другими. И многие вопросы, принципиально важные для поколений советского периода, для них утрачивают свое значение» [12, с. 119].

Именно эта часть выводов, сделанных в отношении современной российской политики, вызывает вопросы и возражения. Во-первых, если ориентироваться на традиции школы элит, значение имеют не столько массовые практики, сколько позиция активного организованного меньшинства, которую сложно выделить при анализе данных, полученных в ходе мониторинга. Во-вторых, высокая толерантность к одним формам поведения совершенно не исключает нетерпимости к носителям иной политической позиции. В-третьих, даже беглый взгляд на фото участников митингов последних лет полностью отрицает идею о том, что миллениалы поголовно отказываются от политической жизни.

Предлагаем ввести понятие «мобилизационная повестка» – комплекс публичных печатных и аудиовизуальных высказываний, содержащий аргументированный перечень актуальных проблем и способов их разрешения, имеющий целью установление контроля политического сообщества над значимыми ресурсами (бюджетом, назначениями, доступом к СМИ). Проблемы политической мобилизации и технологий вовлечения населения в политику отражены в достаточно представительном корпусе работ (см. например, Е.А. Кисляков [7], Т.Н. Митрохина [10], Д.В. Сосунов [14], Van Aelst P. [20], Д.С. Жуков [6], В.А. Ачкасова [2]). Тем не менее считаем, что следует выделять и отличать мобилизационную повестку от более широкой повестки – политической (программы действий ключевых акторов и результата неформальных внутриэлитных договоренностей) и более узкой, спонтанной и неуправляемой медиаповестки. Понятие «мобилизационная повестка» опирается на ключевые положения теории мобилизации Ч. Тилли [15, с. 21], где он рассматривает мобилизацию как процесс получения группового контроля над ресурсами, необходимыми для действия (рабочей силой, товарами, голосами). Таким образом, мобилизационная повестка представляет собой систему стимулов вовлечения индивида в политическую борьбу, в той или иной форме происходящую в институциональном поле, примером которого служат выборы, в пространстве символического противостояния (публичные дискуссии) и уличного протеста (митинги, демонстрации и пикеты).

Так как одним из наиболее употребительных характеристик миллениалов является словосочетание «цифровое поколение», то вполне логично начать исследование их политического поведения с анализа производимых ими текстов, высказываний, образов и данных в Интернет-среде. Базовым методом сбора и обработки больших данных (Big Data – цифровые следы, аккумулируемые специальными инструментами из различных источников) здесь выступает киберметрия, дающая возможность сбора и анализа не спровоцированных исследователем документов, отказа от принципа репрезентативности выборки, распространения результатов качественных методов (дискурс-анализа, «обоснованной теории» и др.) на численно большие эмпирические объекты в связи с существованием феномена «перепоста» [3, с. 14]. Конечно, при использовании киберметрических методов необходимо учитывать ряд недостатков (прежде всего, «цифровое неравенство», уязвимость к атакам и манипуляции), выявленных при изучении возможностей ресурсов, направленных на агрегацию и анализ больших массивов данных (см. например, политический анализ, проведенный С.Н. Федорченко на основе информации Google Trends [17]). Тем не менее сопоставление информационного контента с данными о реальном поведении, результатами опросов и наблюдений позволят строить более точные теоретические модели, прогнозирующее и объясняющие индивидуальное и групповое политическое поведение.

Теоретические основания и методы исследования

Для анализа содержания мобилизационной повестки, необходимо поместить ее в широкий теоретический контекст, рассматривая ее в рамках моделей социального взаимодействия. Наиболее продуктивным здесь нам представляется подход, разработанный в рамках социологии ритуалов (классические работы Э. Дюркгейма, М. Дуглас, И. Гофман), т.е. систем стандартизированных действий символического характера, обеспечивающих стабильность социальных групп. Ритуалы, с одной стороны, конструируют и поддерживают у индивида значение социального целого, с другой, в силу экспрессивной и лично обусловленной обязательности и потребности преодоления жизненных кризисов способствуют самоидентификации человеческого «Я». В этом измерении «мобилизационная повестка» представляет собой объект обсуждения, ограниченную тему, фокус внимания, вокруг которого сконцентрировано взаимодействие участников, что в ходе совместно переживаемых эмоций делает ее символом, служащим для образования сообществ различного типа. Итогом интерактивного ритуала является чувство солидарности, групповой принадлежности, идентичности, наполненности «эмоциональной энергией» [8, с. 103; 13, с. 42-47]. Именно в сетях формируется идентичность, которая понимается нами, вслед за Дж. Голдстоуном, как чувство привязанности и преданности группе, основанное на совместных эмоциях, ожиданиях благ и отношениях «принятия-вражды» с другими участниками, прежде всего, с государством, способным объявить любое сообщество своим врагом [5, с. 74-76]. В этом случае производство (поддержание) актуальных идентичностей через конструирование и тиражирование мобилизационной повестки – главного ресурса политика – делает его полноценным субъектом политического рынка. На этой основе мы можем рассматривать эффективность мобилизационной повестки в соотнесении с количеством сообщений (выступающими как единицы счета), и с ее содержанием, в качестве единиц анализа выделив фокусы внимания в этих сообщениях. Здесь значимы соотношения «Я» и «МЫ», артикулируемые эмоции, рациональные интересы и обозначение «другого» как оппонента или врага.

Так как конечной целью мобилизационной повестки является установление контроля над ресурсами, выделим систему оценок критериев эффективной мобилизационной повестки, которая вне конкретного содержания политической деятельности, идеологии и степени организованности сообщества означает: опыт электоральной победы кандидата на федеральном, региональном или городском уровне; наличие официальных (зарегистрированных как СМИ) и неофициальных (блогов и сайтов) каналов распространения информации; практика в организации совместных митингов, пикетов и демонстраций. Условимся, что если в городе протестные сообщества выработали повестку, соответствующую практически всем критериям, они получают оценку – «3», двум – «2», одному – «1» и не соответствуют ни одному – «0».

Наиболее удобным инструментом для наших целей считаем поисковую машину IQBuzz, созданную для отслеживания репутации в интернете. Система проводит мониторинг социальных медиа по заданному поисковому запросу. Для нас этот запрос представляет собой набор ключевых слов и хештегов (Свободу&Навальному, Алексей&Навальный, 23&января, Навальный&живи, Навальный, #свободунавальному, #навальныйживи, #митинг23января, #протест) за выбранный период с 20 по 26 января 2021 г. (три дня до митинга, три после) на русском языке по России и регионам, в которых расположены интересующие нас города с известными мобилизационными повестками (оценка эффективности действий оппозиции) Новосибирск (3), Томск (3), Абакан (2), Барнаул (2), Кемерово (1), Новокузнецк (1). Эти города рассматриваются нами как «естественные лаборатории», с одной стороны, отражающие политические процессы на федеральном уровне, с другой, отличающиеся собственной локальной спецификой, связанной со структурой экономики, уровнем комфорта и потребления, перспективами для молодежи, городскими режимами и протестной активностью, что находилось в фокусе нашего внимания и подробно исследовалось нами в течение последних шести лет [11].

Далее мы, создав рубрику (так называется описанная выше процедура), переходим к работе с отобранными системой документами. Машина автоматически определяет тональность собранных материалов, но поставленные ей оценки требуют корректировки. Отнесение сообщения к негативному или позитивному не означает отрицательной или положительной оценки мероприятия, личности, политика и т.д., так как система просто определяет общий эмоциональный настрой автора, но обычно не указывает объект этого настроя. Тем не менее она позволяет делать некоторые выводы по соотношению позитивных и негативных сообщений. На этом этапе мы выделили пики дискуссий, т.е. день и время, когда проходило основное обсуждение, и определяли в эти дни основные социально-демографические характеристики их участников. Для нас здесь важен возраст, в системе он не совпадает с границами поколений, но дает некоторое представление о том, как реагируют различные возрастные когорты на сообщения.

На последнем этапе мы отбираем из массива первые десять сообщений по числу комментариев (оценка значимости), по числу «лайков» (оценка подачи материала автором) и по количеству репостов (оценка транслируемости). Анализируем все отобранные документы: выделяем объекты, помещаемые в центр взаимодействия (основная тема, о чем идет речь), соотносим содержание с позицией «Я» и «МЫ», оцениваем эмоциональный фон, возникающий на их основе (опираясь на подход А. Хокшильд[3] [18, с. 338-340]), выделяем интересы как комплексы возможных благ, определяем тональность по отношению к оппоненту-врагу. И наконец, на последнем этапе из выбранных массивов находим сообщения, составленные представителями разных поколений, и сравниваем их между собой по мобилизационным повесткам, двигаясь от ключевых фраз сообщений, объединяя их в более широкие категории и выделяя центральную категорию, связывающую отдельные фрагменты в единое целое. Главное здесь – определить совпадают или нет мобилизационные повестки двух поколений.

Офлайн и онлайн-события в городах Сибири: результаты анализа

23 января 2021 г. в 198 городах России и 95 городах за рубежом, по разным оценкам, приняло участие от 110 тыс. до 250 тыс. чел., в ходе протестов – 4 тыс. задержанных, из которых около 300 – несовершеннолетние[4]. Для нашего анализа важно знать, что часть информации (например, в сети «ВКонтакте» – 50%,) была заблокирована и удалена по требованию Генеральной прокуратуры[5]. Поисковая система на этот период обнаружила 14 641 сообщений (73% от всего массива), из них 1353 оценила как негативные, 274 как позитивные, 106 как смешенные, тональность остальных автоматически не обработана (помечаются как нейтральные). Негативные сообщения преобладают в массиве и среди более молодой аудитории (рис. 2-3). По числу комментариев, лайков и репостов (из 30 отобранных текстов все «ВКонтакте», 18 материалов закреплены за группами, 12 – индивидуальные, 6 не имеют к обсуждаемой теме никакого отношения). Здесь на первом месте группа с говорящим о возрасте  названием: «Я – пенсионер» (1380 комментариев, 2204 лайка и 138 репостов оценен системой как нейтральный), где за основу взято сообщение «Лидер ЛДПР призвал лишить оппозиционера свободы на 20 лет и предложить принять меры, чтобы не появлялись «новые Навальные». Под записью фото Жириновского и Навального с цитатой, в которой дана характеристика «подлец», объясняется причина оценки: «завербован, потому что встречают лучше, чем президента любой страны» и дается краткая характеристика сторонников: «больные люди: наркоманы и проститутки»[6]. Индивидуальный пост (автор 1988 г.р.) в поддержку митинга, оцененный системой как «смешанный» (230 комментариев, 70 лайков и 18 перепостов), содержит подробное и аргументированное изложение собственной позиции и в отношении к Навальному, и объяснение необходимости участия в митинге, и предложение порассуждать на тему: «а просто прошу Вас порассуждать в комментариях: 1. Если Вы не любите А. Навального - пояснить почему.2. Если Вы его сторонник - тоже объясните, почему многие умные люди его не любят.3. Если Вы не за тех и не за этих, то давайте просто рассуждать на эту тему»[7].

Новосибирск и Томск города с высокой эффективностью оппозиционной мобилизационной повестки – 3. В Новосибирске на митинг 23 января пришло около 4000 чел., 96 задержанных, 28 суток ареста организатору, по итогам третий оппозиционный город страны[8]. IQBuzz за исследуемый период обнаружил 5847 сообщений (29% массива), из них 255 негативных, 203 позитивных, 33 смешанных и 5356 без знака. Пик активности пришелся на даты с 23 по 26 января, в этот период наибольшее число позитивных оценок дает возрастная группа от 36 до 45, негативных от 26 до 35. Из 30 отобранных сообщений авторских 23 (некоторые авторы отобраны по всем показателям), 7 – групповые.

Практически все отобранные системой популярные тексты написаны противниками оппозиции, судя по указанному возрасту, в большинстве миллениалами. Например, пост под подписью Дениса С. (175 комментариев, 512 лайков, 163 репоста), определен системой как «негативный», озаглавлен «Минутка ФРЕНДОЦИТА». Дается характеристика инициатору митинга и его сторонникам «мразь, аферист и попрошайка, бандит и бывший нацист» и выражается надежда, что после неизбежного избиения они (оппозиционеры) поймут «свое место в жизни», далее образно объясняются последствия силовых столкновений с полицией и заканчивает пожеланием «Всего вам плохого, либеральный вы биомусор. В России без вас будет лучше»[9].

Томск – 2000 участников, на митинге задержаний не было, после организаторы мероприятия были задержаны, 35 чел. стали привлекать к ответственности после акции[10]. Поисковая машина выдала 1844 сообщения (9%) в принятом выше соотношении негатив -позитив-смешенные и безоценочные, как 117-17-11-1699. Из самых популярных 30-ти сообщений, отобранных системой, половина закреплена за группами, половина за авторами, критически относящимися к митинговой активности. «Подлец, критикующий подлецов, от того становится лидером за которым стоит идти?». «Уважаемые, родные мои лошары. Пишу без злобы. Ее богу, злобы нет, только жалость и смех. Желаю вам здоровья и всего самого доброго. Но вот если у вас хватит ума как-нибудь взять в будущем да и полезть на баррикады, и, если вопрос будет стоять о целостности народа, страны, - то придется уж на эти баррикады тоже приподняться и дать вам легонького поджопника. Чтоб в себя пришли» (289 комментариев, 1440 лайков 726 репостов, возраст не указан)[11].

Сторонники митингов, за редким исключением, не представлены в отобранном массиве. В Новосибирске – руководитель штаба Навального Сергей Бойко 1983 г.р. (133 комментария, 222 лайка и 24 перепоста) в посте объясняет местному руководству КПРФ, что вряд ли в день выхода известного фильма следует утверждать, что Навальный – агент Кремля[12]. Оппозиционные сообщества в Томске отвечать вообще в должном масштабе не смогли, так как «ВКонтакте» заблокировал все группы по координации протестов[13].

Города Абакан и Барнаул по эффективности мобилизационной повестки получают оценку – 2. В 2019 г. в Абакане на выборах губернатора молодой кандидат от КПРФ неожиданно победил действующего главу региона от «Единой России». Там 23 января на митинг вышли около 100 чел., задержаны 25. IQBuzz нашел 909 сообщений (4%) в соотношении 88 (негатив) -24 (позитив) -5 (смешанные)-792 (нейтральные). Пик активности приходится на 23, 24 и 26 января. Здесь самые популярные также группового авторства: «Жесть Инцидент Абакан» (216 комментариев, 210 лайков, 202 репоста), треть за официальными политическими объединениями (КПРФ Хакасия Абакан), треть за индивидуальными авторами, преимущественно старшего возраста. «За то, что молодежь пошла за Навальным Надо содрать эти деньги с их родителей. А уж они сами разберутся с Навальным»[14] (автору 73 года, 44 комментария, 5 лайков 0 репостов). Противники митинга акцентируют внимание на жертвах и лишениях: «Революция — это не романтика! Это не на один год. Это жертвы, кровь, хаос, голод», сторонники призывают к митингу и борьбе: «А мы, в преддверии завтрашнего дня, хотим обратиться к ПОКА еще президенту Российской Федерации». Характерной чертой отобранного системой интернет-сообщества Абакана является относительно старший возраст авторов.

В Барнауле 23 января в митинге приняло участие около 3000 чел., 19 задержано. Программа обнаружила 4145 сообщений (20%), из которых распознала 289 как негативные, 32 как позитивные, 10 как смешанные и 3814 без знака (нейтральные). В целом, интернет-сообщество Барнаула представлено более молодыми когортами участников, наиболее активная часть которых ориентирована на коммунизм как идеологию и ценности социальной справедливости. «Либералы оказываются в ловушке, которую сами себе поставили: стремясь всего лишь заменить одних олигархов на других, они отсекают от протеста огромные массы населения, которым не нужны никакие олигархи в принципе»[15] (780 комментариев, 2104 лайка и 533 перепоста).

Основные города Кемеровской области (Кузбасса) – Кемерово (региональный центр) и Новокузнецк – «1». В Кемеровской области региональный авторитарный режим (определяемый, по некоторым оценкам, иногда как султанат)^[16] не изменил своих характеристик после смены регионального лидера. Число участников митингов от 200 до 600 чел. (разные источники дают самые разные данные), задержанных в Новокузнецке нет (через неделю здесь их будет 90 чел.), в Кемерово на 31 января задержаны двое. Система обнаружила 2375 записей (11%), из которых определила как негативные –73, позитивные – 52, смешанные – 13, 2237 – без оценки. Пик активности – 23-25 января, самая высокая активность в возрастной группе 36-45. Здесь самыми популярными ресурсами оказались группы, например, «Все нормально, это Кемерово», подающие безоценочную информацию в тональности СМИ[17], или «Мое Белово» (сообщение оценивается как позитивное) «Отдельное спасибо сектантам Навального, что продемонстрировали свое истинное лицо и еще раз доказали какие они мрази»[18]. Дети в Кемеровской области – одна из наиболее часто встречаемых тем. «Адепты Навального зовут школьников на митинги. Только слепо-глухо-немой капитан дальнего плавания не видит в этом очевидной провокации. Выставить несовершеннолетних живым щитом на несанкционированные митинги для свержения власти? Такое может предложить только подлец» (1973 г.р., 2 комментария, 35 лайков, 20 репостов).

Прежде чем перейти к выводам на основе полученных данных, необходимо обозначить тот комплекс ограничений, связанных с автоматическим сбором сведений (системой IQBuzz). Гипотетически перед началом мероприятия должна быть активность в обсуждении, не обнаруженная алгоритмом, возможно, это связано с тем, что часть групп была заблокирована, возможно, с настройками поисковой системы, не всегда выдающей полный объем данных «из прошлого». Практически все рейтинговые материалы (комментарии, лайки, репосты) взяты из двух ресурсов «ВКонтакте» и «Одноклассники», нет материалов из Фейсбука, Инстаграма и Ютуба. Знак, тональность, проставляемая системой, может служить только некоторым ориентиром, также не связанным с предметом обсуждения. Отдельная область проблем, требующая особого внимания, – отделение реальных пользователей от программ, созданных для раскрутки публикаций (ботов), или комментариев, написанных по заказу. Задача на будущее – точнее определять границы массивов, принципы конструирования и механизмы адресного влияния на различные аудитории фейковых сообщений. Тем не менее опыт исследования с помощью алгоритмов мы оцениваем как положительный, так как он позволяет сравнить объемы производимых и тиражируемых документов, прояснить некоторые социально-демографические характеристики аудитории и дать качественную оценку полученных материалов.

Результаты работы и выводы

Общая тенденция по числу найденных системой документов (из нее несколько выпадает Томск) – чем больше сообщений, тем больше участников мероприятий (рис. 1). Самое большое количество текстов приходится на Новосибирск и Барнаул, где наибольшее число участников протеста. В каждом городе и регионе в фокусе внимания своя группа проблем. В Новосибирске и Томске доминировала агрессивная и уничижительная критика, направленная против сторонников митинга, немного разбавленная депутатскими постами с пафосной аргументацией. В Кемеровской области 23 января прошло под условным лозунгом «защитим детей», и все усилия администрации и ее сторонников в цифровой среде были направлены на предотвращение гипотетического детского бунта. В Абакане старшая возрастная категория «устыжала» и осуждала лидера оппозиции как нарушителя спокойствия, агента воображаемого Запада и т.д. В Барнауле критика протестующих велась в основном из классовых, марксистских позиций.

1. Anipkin M. Pokolenie “lishnih lyudej”: antropologicheskij portret poslednego sovetskogo pokoleniya [The generation of “extra people”: an anthropological portrait of the last Soviet generation]. Neprikosnovennyj zapas [Emergency ration]. 2018, I. 1, pp. 290-308. (In Russian).

2. Achkasova V.A. Osobennosti sovremennykh propagandistskikh metodov v mobilizatsionnykh protsessakh [Features of modern propaganda methods in mobilization processes] Strategicheskie kommunikatsii v biznese i politike [Strategic communications in business and policy]. 2015, V. 1, I. 1, pp. 77-80. (In Russian).

3. Brodovskaja E., Dombrovskaja A. Bol'shie dannye v issledovanijah politicheskih processov. [Big Data in Political Research.]. M., MPGU Publ., 2019, 88 p. (In Russian).

4. Voronkov V. M. Proekt "shestidesyatnikov" - dvizhenie protesta v SSSR [The project of the "sixties": the protest movement in the USSR] Otcy i deti: pokolencheskii analiz sovremennoi Rossii. [The project of the "sixties": the protest movement in the USSR // Fathers and children: a generational analysis of modern Russia]. 2005, pp. 168-200. (In Russian).

5.  Goldstone J. K teorii revolyucii chetvertogo pokoleniya [On the theory of the fourth-generation revolution] Logos[ Logos]. 2006, I. 5, pp. 58-103. (In Russian).

6. Zhukov D. S. [Problems and possibilities of big data for studying selforganized criticality in social media]. In: Zhurnal politicheskikh issledovaniy [Journal of Political Research]. 2019, V. 3, I. 1, pp. 27-39. (In Russian).

7. Kislyakov E.A. Politicheskaya povestka v zarubezhnykh issledovaniyakh: kontseptual'nyy i prikladnoy rakurs [Political Agenda in Foreign Studies: Conceptual and Applied Perspective] Zhurnal politicheskikh issledovaniy [Journal of Political Research]. 2019, V. 3, I. 4, pp. 157-163. (In Russian).

8. Kollinz R. Sociologija filosofij: global'naja teorija intellektual'nogo izmenenija[The Sociology of Philosophies: A Global Theory of Intellectual Change]. Translation from English N.S. Rozov, Yu.B. Vertgeym, Novosibirsk, Sib. khron-f Publ., 2002, 1280 p. (In Russian).

9. Mannheim K. Problema pokolenij [Generational problem]. Novoe literaturnoe obozrenie. [New literary review], 1998, I. 2(30), pp. 7-47. (In Russian).

10. Mitrokhina T.N. Politicheskaya povestka dnya dlya Rossii v ofitsial'nom diskurse vlasti [Political Agenda for Russia in the Official Discourse of Power] Vlast'[ Power]. 2012, I. 5, pp. 4-8 (In Russian).

11. Pustovojt Ju.A. Protest v gorodah Cibiri: opyt izmerenija faktorov mobilizacionnoj aktivnosti [Protest in the cities of Siberia: experience in measuring factors of mobilization activity]. Vestnik Permskogo universiteta. Politologija [Bulletin of Perm University. Political Science], 2020, I. 14 (3), pp. 122-130. DOI:https://doi.org/10.17072/2218-1067-2020-3-122-130. (In Russian).

12. Radaev V. Millenialy. Kak menjaetsja rossijskoe obshhestvo [Millennials. How Russian society is changing]. Moscow, HSE Publ., 2019, 230 p. (In Russian).

13. Rozov, N. S. (2011). Koleya i pereval: makrosotsiologicheskiye osnovaniya strategiy Rossii v XXI veke [Rut and Pass: Macrosociological Strategies of Russia in the 21st Century.]. M. ROSSPEN Publ., 735 p. (In Russian).

14. Sosunov D.V. Formirovanie politicheskoy povestki dnya sovremennoy Rossii [Formation of the political agenda of modern Russia] Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Istoriya. Politologiya. Sotsiologiya [Bulletin of the Voronezh State University. Series: History. Political science. Sociology.]. 2018, I. 1 pp. 143-146. (In Russian).

15. Tilli Ch. Ot mobilizacii k revoljucii [From mobilization to revolution]. Moscow: HSE, 2019. 432 p. (In Russian)

16. Travin D. Semidesyatnutye - analiz pokoleniya [Preprint M-25/11]. [The Seventies - Generation Analysis [Preprint M-25/11]] SPb., House of the European University at St. Petersburg Publ., 2011, 36 p. (In Russian).

17. Fedorchenko S. N. Politicheskiy analiz cherez optiku Google Trends (keysy Italii, SShA, Rossii, Germanii i Meksiki). [Political analysis through the optics of Google Trends (cases of Italy, USA, Russia, Germany and Mexico)]. Zhurnal politicheskikh issledovaniy [Journal of Political Research]. 2019, V. 3, I. 4, pp. 142-156. (In Russian).

18. Hokshild A. Upravljaemoe serdce. Kommercializacija chuvstv [A controlled heart. Commercialization of feelings]. M., Delo Publ., 2019, 392 p. (In Russian).

19. Yurchak A. Eto bylo navsegda, poka ne konchilos'. Poslednee sovetskoe pokolenie.[ It was forever, until it ended. The last Soviet generation.]. M., Novoe literaturnoe obozrenie, 2016, 664 p. (In Russian).

20. Van Aelst P. Media, political agendas and public policy. Handbook of Political Communication. Ed. Carsten Reinemann. Berlin, De Gruyter-Mouton Publ., 2014, pp. 231-248.

21. Strauss W., Howe N. The fourth turning: What the cycles of history tell us about America's next rendezvous with destiny. Crown, 2009, 400 p.