Moscow, Moscow, Russian Federation
The article is a continuation of the socio-political and civilizational analysis of the Russian autocracy, begun in the article "Key categories of political power in the monarchical theory of L.A Tikhomirov", published in the previous issue of the "Journal of Political Studies ". Striving for the scientific substantiation of the principle and characteristics of personal power as Supreme, L.A. Tikhomirov tried to resist ideologically-biased approaches major liberal theorists, considering the Russian autocracy-absolute monarchy, a despotic and irresponsible power design. In turn, Tikhomirov proved the qualitative superiority of the autocratic monarchy over other types of monarchies - European absolutism and Eastern despotism, as well as other forms of Supreme power - democracy and aristocracy. According to Tikhomirov, in the autocratic system, the importance of the Supreme receives the religious and moral ideal of society, and the monarch acts as its mediator in the system of socio-political relations. The autocrat needs to Express the spirit of the nation, its faith, ideals, but not the will of the people as in a democracy. L.A. Tikhomirov was convinced that autocracy by its nature is most fully consistent with the tasks of Supreme power in any state, and offered special political technologies for the rational use of the strengths of the autocratic monarchy, and purposeful leveling of its weaknesses.
Supreme power, monarchy, monarchy, autocracy, absolutism, democracy, aristocracy, religion, Russian liberalism, science, political philosophy.
Данная статья является органическим продолжением анализа политических и исторических особенностей российского самодержавия, начатого предыдущей авторской статьей «Ключевые категории политической власти в монархической теории Л.А. Тихомирова» [5, с. 115–128]. Являясь крупнейшим отечественным и мировым теоретиком монархической государственности, Лев Александрович Тихомиров (1852–1923) полагал, что любые научные и политические требования к русской монархии «стать ограниченной в своих полномочиях» проистекают от непонимания главными научными и политическими авторитетами эпохи самого принципа единоличной власти как верховной.
В свою очередь, Л.А. Тихомиров стремился как можно к более точной и полной характеристике природы и сущности «чистого» типа монархической верховной власти. Для полноты картины важно представить контекст научной и общественной полемики второй половины XIX – начала XX вв.
Ведущими научными авторитетами этого времени – представителями либерального лагеря – российское самодержавие определялось как «абсолютная монархия», а сама монархическая конструкция власти подразумевалась как «деспотическая», что, по мнению либеральных авторов, перманентно нарушало права и свободы подданных, противоречило самому идеалу правового государства [14]. Например, Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) писал: «Неограниченная власть, составляющая источник всякого произвола, должна уступить место конституционному порядку, основанному на законе» [16, с. 159]. Общественный прогресс им связывался с принципом разделения властей, что предотвращало абсолютные полномочия какой-либо власти. «Отрасли верховной власти, – отмечал Б.Н. Чичерин, – суть власть законодательная, правительственная и судебная. Соединение их в одних руках, уничтожая всякие сдержки, ведет к неограниченному владычеству одного элемента; разделение их, напротив, обеспечивает свободу граждан и способствует установлению законного порядка» [15, с. 173]. Б.Н. Чичерин полагал, что ограниченная монархия отличается от абсолютной воплощением в ней согласия различных начал общественной жизни, которые находят себе полноценное применение в социально-политическом устройстве.
Строгое соблюдение принципа разделения властей, создание институциональной системы сдержек и противовесов [8, с. 357], как альтернатива «абсолютизму», напрямую соотносилось в российской либеральной академической среде с образцами «передовых», «цивилизованных», «культурных» западных политических систем, и противопоставлялось системам старым, «отжившим», «патриархальным», «архаическим». Так, ведущий русский правовед рубежа XIX – XX вв. Александр Семенович Алексеев (1851–1916) отмечал, что «в государстве старого порядка … вся полнота верховной власти сосредоточивалась в одном лице, и эта власть поэтому была личною и надзаконною». Этой старой государственности противопоставлялось современное, передовое государство, которое подобного абсолютизма не знает и «распределяет основные функции государственной власти между несколькими органами, из которых поэтому ни один не обладает неограниченною властью и каждый находит свой предел в конституции других органов». Приводя в пример Англию, Алексеев отмечал: «Закон, как выразитель единой государственной воли, не может составиться иначе, как совокупным действием короля и парламента» [1, с. 9].
В свою очередь, отечественный политический философ и юрист Николай Михайлович Коркунов (1853–1904), сравнивая различные виды монархической власти, уже активно оперировал моральными категориями «ответственность» и «безответственность». Так абсолютная монархия определялась им как «государственное устройство, при котором функция представлять государство, как целое, осуществляется как собственное право, безответственным лицом» [4, с. 48]. Далее он добавлял: «Обозначение власти монарха верховною показывает, что ему принадлежит высшая безответственная власть в государстве … Самодержавие и неограниченность показывают, что вся полнота власти сосредоточивается у нас в руках монарха». Н.М. Коркунов полагал, что традиционное российское самодержавие является безусловным аналогом старого европейского абсолютизма, который уже преодолен на Западе через ограничение законодательством единовластия. Это, по его мнению, является ключевым фактором позитивных преобразований российской политической системы, даже при формальном сохранении (но уже «ответственного») института монархии. Но при традициях абсолютизма на место закона «заступает ничем не сдержанный произвол личный правителя» [4, с. 58]. Рассматривая традиционную монархическую Россию как архаичный культурный тип, а часто и как «царство тьмы», отечественные либералы настаивали на необходимости «догоняющей» модели развития, призывали к проведению «европейских реформ»[7, с. 181–184].
Представитель же иного, консервативного лагеря, Л.А. Тихомиров настаивал на идеологической ангажированности крупных либеральных «властителей умов», на отсутствие у них как рационального научного подхода, так и элементарного стремления разобраться в цивилизационной специфике России. Осознавая свою ответственность как ученого, Тихомиров посчитал важным прояснить два ключевых аспекта в политической теории:
1) В чем принципиальное различие монархии и других форм верховной власти?
2) Любая ли единоличная власть в государстве имеет характер верховной?
На эти вопросы, по мнению Л.А. Тихомирова, не смогли обоснованно ответить ни западноевропейское государственное право, ни отечественная социально-политическая наука. Но эту задачу попыталась взять на себя русская публицистика: «Если идея монархической власти несколько и уяснялась у нас, то не в науке, не в кабинете или аудитории профессора и академика, а на страницах газет и журналов» [12, с. 310]. В этой связи, Л.А Тихомиров давал высокую оценку трудам славянофилов (особенно А.С. Хомякова, И.В. Киреевского и Н.Я. Данилевского) в исследовании роли социально-политических, религиозных, психологических и хозяйственных факторов, лежащих в основе жизни российской цивилизации. Считая себя наследником славянофилов, Л.А. Тихомиров попытался соотнести весь комплекс культурно-исторических факторов с учением о монархии и формах верховной власти.
В обоснование разграничения форм верховной власти им был положен высший организационный принцип, детерминированный национальной социокультурной и психологической установкой относительно особого, доминирующего идеократического элемента, который сам Л.А. Тихомиров определял, как «всеобъемлющий идеал в обществе». Если подобный идеал отсутствует, то неизбежно интегрирующим фактором социальной системы выступает принцип количества, численного перевеса. И это есть основной признак любой демократии.
Аристократия может выступать в качестве верховной власти при безусловном признании нацией авторитета и рациональной значимости особой социальной группы, «людей лучших», носителей определенных разумных и законченных идеологических комплексов, поддерживаемых на подсознательном уровне обществом.
Монархия же связана всегда с наличием в общественном сознании некоего этического идеала, имеющего безусловный характер, и ведущего к готовности сознательного себе подчинения и служения. Л.А. Тихомиров настаивал на том, что это есть высший организационный принцип именно нравственного свойства и доказывал, что такое мощное идеократическое воздействие на общество способна привнести исключительно религия, а, например, ни какая-либо философская или идеологическая система: «Только религия... в нашей человеческой жизни сохраняет высшее место для начала нравственного, личного. Только при свете религии человек... сохраняет сознание верховного значения своей личности, а посему переносит такое же понятие верховности на идеалы нравственные» [10, с. 80–81]. Именно религиозно-нравственный идеал получает в обществе значение верховного, а монарх выступает его посредником уже в системе социально-политических отношений. Л.А. Тихомиров особенно подчеркивал, что монарх, как носитель верховной власти, должен выражать дух нации, ее веру, ее идеалы, но не волю народа, ибо в этом случае мы бы имели дело не с монархией, а с демократией.
Спустя несколько десятилетий после появления работ Л.А. Тихомирова выдающийся русский политический философ Иван Александрович Ильин (1883–1954) в труде «О монархии и республике» указал на определенную степень сложности в понимании монархического строя, если при этом исходить исключительно из некоторых узко-формализованных научных рамок и юриспруденции. И.А. Ильин считал, что сущность монархии имеет «сверх-юридическую природу», и для анализа этого политического явления необходимо, не порывая с научным материалом, проникнуть в философский, религиозный, нравственный и художественный смысл монархической идеи. В частности, И.А. Ильин давал поэтическую метафору о том, что монархическое начало стоит по природе своей в скрещении государственности, религии и нравственности [2]. Другой выдающийся русский философ-эмигрант Николай Александрович Бердяев (1874–1948), анализируя монархическую систему в ее православном варианте, отмечал, что идея самодержавия состоит в том, что «власть царя делегирована не народом, а Богом» [9, с. 39]. Л.А. Тихомиров же в конце XIX в. едва ли не первым в мировой науке пытался дать целостное научно-мировоззренческое обоснование монархического принципа.
Любопытно, в связи с этим, разграничение Л.А. Тихомировым трех типов единоличной власти: монархии самодержавной, «истинной», и двух отклонений от нее – монархии деспотической и монархии абсолютной.
Монархия деспотическая основана на обожествлении личности самого монарха, и не связана с законченным религиозным комплексом, сознательно принятым всем обществом. Отсюда проистекает потенциальная возможность произвола носителя единоличной власти, а сам характер царствования связывается с конкретной личностью правителя. Такой тип монархии, по мнению Л.А. Тихомирова, присущ Востоку.
Монархии же абсолютные не имеют доминирующего религиозного обоснования своего верховенства. Абсолютизм замыкает исключительно на себе политическую организацию общества, отождествляя себя с государством («Государство – это я», – говорил Людовик XIV). Л.А. Тихомиров обращал внимание на то, что в этом случае монархия, не выражая религиозного идеала общества, становится ни чем иным, как представителем высшей делегированной народом власти, от которой сам народ отрекся на определенное время (большее или меньшее) в пользу государя. Монархия абсолютная, которая характерна для Запада, по своему содержанию очень близка к демократии, и, в конце концов, неизбежно переходит в нее.
А монархия самодержавная, по мысли Л.А. Тихомирова, не ограничена, но не абсолютна, «она имеет свои обязательные для нее начала нравственно-религиозного характера, во имя которых только и получает свою законно-неограниченную власть» [12, с. 98]. Без религиозного начала, настаивал Тихомиров, «единоличная власть может быть только диктатура» [12, с. 78], а самодержавная власть «признается и поддерживается той... частью национальной души, в которой живет сознание верховенство нравственного начала над всеми остальными» [12, с. 465].
Л.А. Тихомиров был убежден в качественном превосходстве самодержавной монархии, как перед другими типами монархий, так и перед другими формами верховной власти: «Монархическое самодержавие есть высший политический принцип, способный, при правильном построении, дать народу наиболее блага, порядка, благосостояния и свободы» [11, с. 4]. Замечая, что самодержавие по своей природе наиболее полно соответствует задачам верховной власти в любом государстве, Л.А. Тихомиров называл такие ее свойства, как органическое единство, положение вне партий и частных интересов, преемственность и стабильность (в силу династичности), четкая определенность обязанностей; высокая степень нравственной ответственности перед народом, способность к обширным преобразованиям, склонность к «наилучшей организации» системы государственного управления [17, с. 80–81].
Верховный характер единоличной самодержавной власти предполагает, согласно Л.А. Тихомирову, и особое место в структуре государственного управления самого монарха. Главными его функциями являются регуляция социальных отношений, направление всей государственной деятельности и контроль за ней.
Л.А. Тихомиров акцентировал внимание на том, что с точки зрения разумной политики необходимо использовать сильные стороны самодержавной монархии, при этом целенаправленно ослабляя и нивелируя стороны слабые, главной из которых является опасность перерождения в абсолютизм (европейская тенденция). Он придавал большое значение качественной стороне самого института единоличной верховной власти, в частности, вопросам династичности и царским принципам. По мнению Тихомирова, династичность является необходимым условием полноценного монархического строя в исторически долговременной перспективе, она способствует сохранению социокультурной связи с нацией, нравственную преемственность и непрерывность [6, с. 14]. А это обеспечивает стабильность власти, четкую определенность ее обязанностей, безусловную легитимность, изначально освобождает наследственного самодержца от борьбы за власть, от участия в партийных интригах.
Л.А. Тихомиров уделял значительное внимание вопросам правильного (даже научного) воспитания наследника престола с целью формирования необходимых качеств будущего самодержца – самообладания, уверенности, осознания своей особой политической роли и общественного долга.
Принципиально важным для всей монархической политики, по мысли Л.А. Тихомирова, является право так называемой «царской прерогативы», что подразумевает в случае особой необходимости прямое действие самодержца вне законных, формально обязательных для государства правовых норм. Тихомиров, в частности, отмечал: «Государство не мыслимо без верховной власти, а верховная власть есть та, которая имеет все права, в совершенно неограниченных юридических пределах» [13, с. 37]. При этом он подчеркивал то обстоятельство, что категории «законности» и «справедливости» далеко не всегда совпадают в каких-либо конкретных случаях юридической практики, а для русского менталитета в принципе свойственно ощущение правды как чувства гносеологической целостности и справедливости одновременно [3, с. 26]. Тихомиров именно монарху отводил роль последней, «нравственной» инстанции, указывая на обязанность царя быть «величайшим органом общественной совести» [12, с. 539].
Но возможность прямого участия и непосредственного личного влияния в государственной жизни у самодержавного монарха ограничена физически. С целью более эффективного решения этой задачи им и организуются передаточные звенья верховной властной воли – система правовая и система правительственная: «Правительство есть сила служебная, которой народ подчиняется не ради нее самой, а ради верховной власти» [16, c. 54]. Принципиально здесь то, что монарх, не всегда принимая участие лично в управлении всеми текущими делами, вовлекает в его структуру все более-менее значимые общественные силы – сословные, профессиональные, корпоративные, территориальные и т.д.
Л.А. Тихомиров сформулировал ряд правил взаимоотношения и взаимодействия института единоличной верховной власти и системы государственного управления. Это: возможность непосредственного вмешательства самодержавного монарха в любую отрасль управления, законность и ответственность деятельности субъектов всей правительственной системы, обеспечение полноты информации для верховной власти о состоянии дел во всех сферах управления. Но главное, монарх должен четко осознавать, как свое особое положение верховной власти, так и значение всей правительственной системы при ней: «Без постоянного действия ясной Верховной Власти – такое Правительство делается невозможно, а без Правительства невозможна правильная политическая и гражданская жизнь» [13, с. 37].
Лев Александрович Тихомиров предложил свою оригинальную конструкцию системы государственной власти и управления в условиях российской самодержавной монархии, что станет предметом специального рассмотрения в следующем номере «Журнала политических исследований».
1. Alekseev A.S. Russkoe Gosudarstvennoe pravo: gosudarstvennoe pravo: Konspekt lektsiy. [Tekst] / A.S. Alekseev. - M.: Tipo-litografiya tovarishchestva I.N. Kushnerev i Ko, 1895. - 526 s.
2. Il'in I.A. O monarkhii i respublike [Tekst] / I.A. Il'in. // Il'in I.A. Sobranie sochineniy v 10 tomakh. Tom 4. - M.: Russkaya kniga, 1994. S. 415-576.
3. Ishutin A.A. Nekotorye teoreticheskie aspekty kholizma kak filosofskoy pozitsii. [Tekst] /A.A. Ishutin. // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya: Filosofskie nauki. - 2017. - № 4. S. 21-30.
4. Korkunov N.M. Russkoe gosudarstvennoe pravo. Tom I: Vvedenie i obshchaya chast'. - Izdanie vtoroe. [Tekst] / N.M. Korkunov. - SPb.: Tipografiya M.M. Stasyulevicha, 1893. - 415 s. [Korkunov N.M. Russkoe gosudarstvennoe pravo. Tom I: Vvedenie i obschaja chast'. - Izdanie vtoroe. - SPb.: Tipografija M.M. Stasjulevicha, 1893. - 415 s.]
5. Matyukhin A.V. Klyuchevye kategorii politicheskoy vlasti v monarkhicheskoy teorii L.A. Tikhomirova [Tekst] / A.V. Matyukhin // Zhurnal politicheskikh issledovaniy. 2017. Tom 1. № 4. S. 115-128.
6. Matyukhin A.V. Kontseptsiya natsional'nykh reform L'va Tikhomirova [Tekst] / A.V. Matyukhin // Kontseptual: sbornik nauchnykh trudov kafedry Filosofii i istorii. Vypusk 2. / sost. A.V. Matyukhin. - M.: Universitet «Sinergiya», 2016. - 496 s.
7. Matyukhin A.V. Printsip politicheskogo relyativizma v tvorchestve P.N. Novgorodtseva i S.L. Franka [Tekst] / A.V. Matyukhin // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriya Istoriya i politicheskie nauki. - 2015. - № 2. S. 180-188.
8. Mushtuk O.Z. Politologiya: uchebnik / O.Z. Mushtuk. 2-e izd., pererab. i dop. [Tekst] / O.Z. Mushtuk. - M: Moskovskaya finansovo-promyshlennaya akademiya, 2011. - 480 s.
9. Put'. Organ russkoy religioznoy mysli. Kniga 1. Vypuski I - VI. [Tekst] / - M.: Inform-Progress, 1992. - 752 s.
10. Tikhomirov L.A. Edinolichnaya vlast' kak printsip gosudarstvennogo stroeniya. [Tekst] / L.A. Tikhomirov. - M: Izdatel'stvo TRIM, 1993. - 192 s.
11. Tikhomirov L.A. K reforme obnovlennoy Rossii (stat'i 1909, 1910, 1911 gg.). [Tekst] / L.A. Tikhomirov. - M.: Tipografiya V.M. Sablina, 1912. - 343 s.
12. Tikhomirov L.A. Monarkhicheskaya gosudarstvennost'. [Tekst] / L.A. Tikhomirov. - SPb.: Rossiyskiy imperskiy soyuz-orden, 1992. - 680 s.
13. Tikhomirov L.A. O nedostatkakh Konstitutsii 1906 goda. [Tekst] / L.A. Tikhomirov. - M.: Universitetskaya tipografiya, 1907. - 67 s.
14. Fedorchenko S.N. K istorii razvitiya politicheskikh tekhnologiy v Rossii [Tekst] / S.N. Fedorchenko. //Rossiya XXI. 2017. № 4. S. 6-31.
15. Chicherin B.N. Kurs gosudarstvennoy nauki. V III tomakh. T. I. [Tekst] / B.N. Chicherin. - M.: Tipografiya tovarishchestva I.N. Kushnerev i Ko, 1894. - 492 s.
16. Chicherin B.N. Rossiya nakanune dvadtsatogo stoletiya. [Tekst] / B.N. Chicherin. - Berlin, 1901. (Izdanie Gugo Shteynitsa) - 180 s.
17. Chto takoe monarkhiya? Opyt monarkhicheskogo katekhizisa: [Po L.A. Tikhomirovu]. [Tekst] - M.: prot. I.I. Vostorgov, 1911. - 83 s.
